— Я не имела вестей о нем с того самого дня, когда он исчез. Но предупреждаю вас, мистер Арчер, что я живу лишь воспоминаниями о нем. И независимо от того, жив Ричард или нет, я буду отстаивать его доброе имя. И я не единственная особа в этом городе, которая выступит против вас! А теперь прошу вас покинуть мой дом.
Ее приглашение касалось также и Бетти Джо. Рико открыл нам парадную дверь и захлопнул ее за нами с грохотом.
Бетти Джо была потрясена. Она вскочила в мою машину, словно беглец, уходящий от погони.
— А миссис Хантри никогда не была актрисой? — спросил я.
— Кажется, играла в любительских спектаклях. А почему ты спрашиваешь? — Она произносила свой текст, словно играла на сцене.
Девушка покачала головой.
— Нет... Думаю, Франсин говорила искренне. Хантри и его творчество — это единственное, что ее волнует. Я себя чувствую достаточно паршиво оттого, что так поступила с ней.
— Ты ее боишься?
— Нет, но я считала себя ее подругой... — когда мы отъехали от дома, она добавила: — Может быть, я все-таки немного боюсь ее. Но в то же время очень жалею, что мы ее ранили.
— Она уже давно была ранена.
— Да. Я знаю, о чем ты думаешь.
Я думал о лакее по имени Рико.
Остановился я в приморской гостинице. Бетти Джо поднялась со мной, чтобы сравнить наши записи. Мы не ограничились только этим.
Ночь была прекрасна и коротка. После нее в свои права тихо вступил свежий, холодный, почти нереальный утренний свет.
Глава 15
Когда я поутру проснулся, ее уже не было. Под ложечкой у меня болезненно засосало нечто, напоминающее острый голод. Зазвонил стоящий у кровати телефон.
— Говорит Бетти Джо.
— У тебя очень радостный голос, — сказал я, — обидно радостный...
— Это ты так на меня действуешь. А кроме того, мой редактор желает, чтобы я написала большую статью о деле Хантри. И дает мне на это столько времени, сколько мне понадобится. Единственная сложность в том, что статью могут и не напечатать...
— Почему?
— Франсин Хантри с утра звонила мистеру Брейлсфорду. Это хозяин газеты. В его кабинете должно состояться заседание редакционной коллегии. А мне тем временем приказано копать дальше. Что ты мне посоветуешь?
— Попытай счастья в музее. Возьми с собой фотографию картины. Может, там найдется кто-нибудь, кто сможет опознать натурщицу. А если нам повезет, она нам расскажет, кто рисовал картину.
— Именно это я и намеревалась сделать.
— Это характеризует тебя с наилучшей стороны.
Она вдруг приглушила голос.
— Лью?
— Что?
— Ничего. Значит, ты ничего не имеешь против того, что мне это пришло в голову первой? Ну... ты ведь старше меня и опытней...
— Не переживай, — сказал я. — Мы встретимся в музее. Ты меня найдешь у старых мастеров. — Я не задела твои чувства, правда?
— Наоборот. Я никогда не чувствовал себя лучше. И предпочитаю положить трубку сейчас, пока ты меня не задела.
Она рассмеялась и первая положила трубку. Я побрился, принял душ и отправился завтракать. Над морем веял утренний ветер. На волнах покачивалось несколько небольших лодок. Но практически все имеющиеся в заливе яхты колыхались у берега, кивая голыми мачтами.
Я отыскал какой-то маленький ресторанчик и уселся у окна, чтобы наблюдать за лодками. Глядя на них, я чувствовал, что и сам нахожусь в движении и под действием неведомых сил и механизмов лечу в открытое море. Съев яичницу с ветчиной и картофелем и напившись кофе с гренками, я поехал в центр и оставил машину перед зданием музея.
С девушкой мы встретились у главного входа.
— Кажется, мы удивительно синхронны, Бетти Джо, — сказал я.
— Да, — судя по ее тону, она не слишком была этим довольна.
— В чем дело?
— В том, что ты произнес. В моем имени. Я его ненавижу!
— Почему?
— Потому что оно дурацкое! Такие имена всегда звучат как детские прозвища. Каждое по отдельности мне тоже не нравятся. Бетти — такое распространенное, а Джо — вообще мужское имя. Но, видно, придется примириться с одним из них. Разве что ты мне посоветуешь что-нибудь получше...
— Может, Лью?
Она не улыбнулась.
— Ты все шутишь, а я говорю серьезно.
Она была серьезной девушкой и более ранимой, чем я думал. Это не пробудило во мне сожалений о происшедшем ночью, напротив, придало всему больший вес. Я лишь надеялся, что она не собирается влюбляться, во всяком случае, не в меня. Однако, поцелуй мой был легким и ни к чему не обязывающим.
В дверях зала, где находились классические статуи, показался какой-то молодой человек. У него были светлые вьющиеся волосы и широкие плечи. В руке он держал цветную фотографию портрета, написанного по памяти.
— О, Бетти Джо!
— Я сменила имя на Бетти, — сообщила ему она. — Отныне ко мне надлежит обращаться именно так.
— Слушаюсь, Бетти, — голос молодого человека был высок и рассудителен. — Я хотел сказать тебе, что сравнил твою репродукцию с одной из картин Лэшмэна, которые лежат в хранилище.
— Это здорово, Ральф! Ты гений! — она импульсивно сжала его руку. — Ах, я совсем забыла! Это мистер Арчер.
— Я не гений, — сказал я. — Но весьма рад познакомиться с вами.
Ральф покраснел.
— Это было совсем просто. Картина Лэшмэна стояла на одном из столов в мастерской, прислоненная к стене. Можно сказать, это она искала меня, а не я ее. Она сама бросилась мне в глаза.
— Ральф нашел второй портрет той самой блондинки, — пояснила мне Бетти. — Его рисовал кто-то другой.
— Это я понял. На него можно посмотреть?
— Разумеется, — ответил Ральф. — А самое ценное то, что Саймон Лэшмэн скорей всего сможет сказать вам, кто эта девушка.
— Он живет здесь?
— Нет, в Тьюксоне. Кажется, у нас в книгах есть его адрес. На протяжении многих лет мы у него покупали картины.
— В данный момент я охотнее всего осмотрел бы ту, которая стоит в мастерской.
Ральф повернул ключ в двери. Мы втроем спустились вниз и двинулись по длинному коридору без окон, напоминавшему мне знакомые тюрьмы. В мастерской, куда привел нас Ральф, окон также не было, но ее заливал свет ламп.
На столе стояло изображение какой-то женщины. Натурщица выглядела значительно старше, чем на картине Баймееров, в уголках ее губ застыла боль, грудь была большой и слегка обвисшей. Ее тело уже не излучало такую полную уверенность в себе.
Бетти перевела взгляд с грустного лица женщины на меня, словно ревновала к ней.
— Когда это было нарисовано? — спросила она Ральфа.
— Лет двадцать назад. Я уточнил в каталоге. Кстати, Лэшмэн назвал картину «Пенелопа».
— Она, должно быть, действительно старуха, — обернулась ко мне Бетти, — даже на этой картине она выглядит не слишком молодо.
— Да и я уж не мальчик, — ответил я.
Она покраснела и отвела взгляд, словно я ее смутил.
— Почему картина стояла именно на столе? — спросил я у Ральфа. — Ведь обычно она хранится не здесь, не так ли?
— Нет, разумеется. Кто-то из работников, должно быть, принес ее из хранилища.
— Сегодня утром?
— Вряд ли. Сегодня тут никого до меня не было, я сам открывал дверь. — А кто спускался вниз вчера?
— Ну, по меньшей мере, несколько человек. Мы готовим собственную выставку.
— И эта картина должна выставляться?
— Нет. Это будет экспозиция пейзажей южной Калифорнии.
— А Фред Джонсон вчера был в подвале?
— Да. Он довольно долго перебирал картины в хранилище.
— Он вам не говорил, зачем?
— Конкретно нет. Сказал, что ищет что-то.
— Он искал именно это, — вдруг сказала Бетти.
Она уже не ревновала к женщине с портрета, если и ревновала раньше. Щеки ее пылали от возбуждения, глаза ярко блестели.
— Наверняка Фред сейчас по дороге в Тьюксон! — она потрясла сжатым кулачком, будто рассерженный ребенок. — Если только мне удастся уговорить мистера Брейлсфорда, чтобы оплатил затраты на мою поездку...
Я подумал то же самое о Баймеерах. Но прежде, чем говорить с клиентом, я решил позвонить художнику по фамилии Лэшмэн.