— Что же ты знаешь?
— Немного... — простонал он, глядя в пол. — Я всегда был туповат...
— Да, это правда, но не в такой степени. Когда-то ты умел позаботиться о себе, Рико, увивался за девочками, но не позволял им водить себя за нос. Ты не совершил бы убийства ради какой-то бабы, покрутившей перед тобой задом, для этого у тебя вполне хватит мозгов. Пальцы сержанта исполняли прыгающий менуэт над клавишами пишущей машинки. Рико всматривался в них так, будто они танцевали танец смерти, рассказывая о его прошлом или, быть может, предсказывая его будущее. Потом он принялся шептать что-то себе под нос, слишком тихо, чтобы мы могли его слышать.
Маккендрик наклонился вперед.
— Что ты говоришь, Рико? — резко спросил он. — Говори громче, парень, это может оказаться важным.
Рико кивнул.
— Это важно. Я не имею с этим ничего общего.
— Ничего общего с убийством?
— Да. Это все ее делишки. Моя совесть чиста! Она велела мне зарыть его — и я послушался. Потом, через двадцать пять лет, она велела мне его вырыть. Я не сделал ничего больше!
— Не сделал ничего больше... — тихо и ядовито повторил Маккендрик. — Всего-навсего похоронил убитого, а потом вырыл его косточки и пытался утопить их в море! Зачем бы ты это делал, если не убивал его?
— Она велела мне.
— Кто это «она»?
— Миссис Хантри.
— Велела тебе закопать тело мужа?
Маккендрик встал с кресла и навис над допрашиваемым, а тот крутил головой из стороны в сторону, словно пытаясь сбросить с себя его тяжелую тень.
— Это не было тело ее мужа.
— Чье же тогда?
— Какого-то типа, который позвонил у двери в один прекрасный день двадцать пять лет назад. Он хотел видеть мистера Хантри. Я сказал ему, что мистер Хантри занят в мастерской, но и помимо этого он никого не принимает, если встреча не была условлена заранее. Но он заявил, что его примут наверняка, стоит только мистеру Хантри услышать его имя. — Как его звали? — спросил Маккендрик.
— Мне очень жаль, но этого я не помню.
— Как он выглядел?
— Обыкновенно. Был какой-то бледный и слабый, словно больной. Мне запомнилось, что говорил он с трудом, будто перенес удар или что-то в этом роде. У него был голос как у старого бродяги, хотя он, кажется не был стар.
— Сколько лет ему было?
— Лет тридцать. Во всяком случае, больше, чем мне...
— А как он был одет?
— Плохо. В какой-то коричневой одежде с чужого плеча. Я, помню, еще тогда подумал, что одежду ему дали в Армии Спасения...
— Ты проводил его к мистеру Хантри?
— Это сделала она. И все трое довольно долго говорили в мастерской.
— О чем они говорили? — спросил я.
— Я не слыхал. Они закрыли дверь, такую солидную, толстую дубовую дверь. Через некоторое время миссис Хантри вышла вместе с ним и проводила его до ворот.
Маккендрик злобно крякнул.
— Но ведь раньше ты нам сказал, что хоронил его! Ты отказываешься от своих показаний?
— Нет, сэр. Это случилось позже, в конце недели, когда он пришел с женщиной и маленьким мальчиком.
— С какой женщиной? С каким мальчиком?
— Наверное, ей было лет тридцать. Довольно ладная, но ничего особенного, такая бесцветная брюнетка. Мальчику было лет семь-восемь. Очень спокойный, не задавал никаких вопросов, как другие дети, кажется, он за все время не произнес ни слова. И это не удивительно, ведь он присутствовал при том, что случилось...
— А что случилось?
— Я точно не знаю, — задумчиво отвечал Рико. — Меня при этом не было. Но когда все кончилось, в оранжерее, в старом мешке, лежало его скрученное тело. Она сказала мне, что его хватил удар, он упал, ударился головой и умер на месте. И что я должен похоронить его, потому что она не желает иметь никаких хлопот. Она сказала, что если я буду милым с ней и закопаю его, она будет милой со мной...
— Значит, все последние двадцать пять лет ты не вылезал из ее постели? — презрительно сказал Маккендрик. — А этот бедняга лежал в земле и удобрял ее оранжерею, так?!
Рико опустил голову и всматривался в краешек паркета между своими ступнями.
— Может, и так... Но я не убивал его!
— Но ты прикрывал убийцу, кем бы он ни был. Кто его убил?
— Не знаю. Меня не было при этом.
— И лежа с ней в постели, ты за двадцать пять лет не додумался спросить, кто его убил?!
— Нет, сэр. Это было не мое дело.
— Но теперь это твое дело. Вы все замешаны в нем — ты, мистер Хантри, его жена и та брюнетка с маленьким мальчиком, — Маккендрик взял в руки череп и сунул его, будто «memento mori», в лицо Рико. — Ты уверен в том, что это не мистер Хантри?
— Нет, сэр... То есть, да, сэр... простите, сэр... я уверен, что это не он...
— Откуда ты знаешь? Ты же закопал его в мешке?
— Она говорила, что это тот другой, тот мужчина в коричневой одежде...
— Но ты опираешься только на ее слова?
— Да, сэр.
— На слова миссис Хантри?
— Да.
Маккендрик окинул череп долгим хмурым взглядом, потом посмотрел на меня.
— Вы хотите задать ему какие-нибудь вопросы?
— Спасибо, капитан, разумеется, хочу, — я снова повернулся к Рико. Если мы решаем, что этот череп принадлежит не Ричарду Хантри, то что, по-твоему, случилось с ним?
— Я всегда думал, что он просто ушел.
— Почему?
— Не знаю...
— Ты видел его с тех пор или получал от него какие-либо известия?
— Нет. Он оставил то письмо... вы наверное видели его в музее?
— Видел. Когда он написал его?
— Не знаю.
— После убийства этого мужчины, но перед уходом?
— Я не знаю, когда он его написал. С того самого дня я никогда не видел его и не говорил с ним.
— Миссис Хантри не говорила тебе, куда он ушел?
— Нет, сэр. Наверное, она и сама этого не знает.
— Он что-то взял с собой?
— Насколько мне известно, ничего. Его вещами занималась она, когда он исчез.
— Миссис Хантри горевала после его ухода?
— Не знаю. Со мной она об этом не говорила. — Даже в постели?
Рико покраснел.
— Нет, сэр.
— А что случилось с той брюнеткой и с мальчиком? Ты видел их с тех пор?
— Нет. Но я ведь их не искал, мне никто не приказывал...
— А что тебе приказали?
— Заниматься домом и теми, кто в нем живет. Я старался, как мог...
— В доме остался только один человек, так?
— Ну, да. Миссис Хантри.
— Как вы думаете, она захочет отвечать на вопросы? — обратился я к Маккендрику.
— Я еще не готов к ее допросу, — ответил он фальшивым тоном. — Я должен согласовать это с моими вышестоящими...
Мне хотелось согласовать несколько дел с его нижестоящими, но без него я это сделать не мог, а потому подождал, пока Рико препроводят в камеру. Когда мы с Маккендриком остались в кабинете наедине с черепом и костями, я рассказал ему, что, по моему мнению, могло приключиться с Бетти Сиддон.
Маккендрик нервно перелистывал какие-то бумаги на столе. Лицо его набрякло и покраснело, словно у него повысилось давление.
— Сегодня ночью я уже ничего не могу сделать по делу этой Сиддон, — прервал он меня в конце концов. — Я ничего не сделал бы даже если бы у меня были люди. Женщины вечно где-то исчезают по своим делам. Она симпатичная девушка... наверняка задремала у какого-нибудь друга...
Я чуть не врезал ему по роже. Вжавшись в кресло, я старался побороть ярость, поднимающуюся во мне, будто холодный летучий газ. Но решил сохранять спокойствие, ибо понимал: если я потеряю над собой контроль, что мне грозило весь вечер, то могу быть отстранен от следствия и даже, подобно Рико, оказаться в камере.
Сосредоточив свое внимание на черепе, я напоминал себе, что с возрастом надлежит становиться все спокойнее. Слегка справившись с собой, я сообщил:
— Собственно, ее другом являюсь я...
— Так я и думал. Но у меня нет столько людей, чтобы я мог приказать им ходить по домам и стучать во все двери. Честное слово, вы слишком волнуетесь за нее. Она разумная девушка и хорошо знает свой город. Если в течение ночи она не появится, то с утра поразмыслим над этой ситуацией.