— Кто там?
— Арчер. Откройте.
— Я не могу. Она ушла и заперла меня на ключ! — хрипло заскулил он.
— Куда она ушла?
— Наверное, в «Ла Палома»... в этот приют. У нее ночное дежурство.
— Я только что оттуда. Миссис Джонсон уже во второй раз оставила свою работу.
— Она не должна делать этого, потеряет и это место! Мы по миру пойдем! Что с нами будет?!
— Где Фред?
— Не знаю.
Мне хотелось задать ему еще много вопросов касаемо его жены и пропавшей картины, но идиотские ответы отбили у меня охоту спрашивать. Я пожелал ему через дверь спокойной ночи и отправился в полицейский участок. Маккендрик был у себя и выглядел точно так же, как семь или восемь часов назад. Под глазами у него набрякли синяки, но взгляд был внимательным и острым, а щеки свежевыбриты.
— Кажется, вы не выспались, — заявил он.
— Я вовсе не ложился, пытался найти Бетти Сиддон.
Маккендрик так глубоко вздохнул, что даже кресло под ним жалобно заскрипело.
— Ну что вы так волнуетесь из-за этого? Не можем же мы двадцать четыре часа в сутки следить за каждым шагом каждого репортера в городе!
— Я знаю, но это особый случай. Мне кажется, стоит обыскать дом Джонсонов. — У вас есть какие-то основания утверждать, что мисс Сиддон находится там?
— Ничего конкретного. Но есть вероятность, даже подозрение, что именно там находится украденная картина. Она уже бывала в руках миссис Джонсон и в руках ее сына Фреда.
Я напомнил Маккендрику все, что было нам известно: что Фред Джонсон украл или взял картину из дома Баймееров и что она была украдена из музея или, если верить более ранней версии Фреда, — из дома Джонсонов. К этому я прибавил информацию Джесси Гейбл, что изначально Витмор купил эту картину у миссис Джонсон.
— Все это весьма интересно, — равнодушно протянул Маккендрик, — но сейчас у меня нет времени на поиски мисс Сиддон. И нет времени заниматься поисками пропавшей украденной или потерянной картины, к тому же, скорей всего, не имеющей особой цены.
— Но девушка того стоит! А картина — ключ ко всей этой треклятой загадке!
Маккендрик тяжело облокотился о стол.
— Это ваша девушка, не так ли?
— В этом я еще не уверен.
— Но вы интересуетесь ею?
— Очень, — ответил я.
— А пропавший портрет — это та самая картина, найти которую поручили вам, не так ли?
— Ну, так.
— И поэтому вы считаете, что она — ключ к загадке?
— Этого я не говорил, капитан. Думаю, и девушка, и картина, играют немаловажную роль, независимо от моего личного к ним отношения.
— Это вы так думаете. Мне бы хотелось, чтобы вы сходили в ванную и внимательно глянули на себя в зеркало. Кстати, можете воспользоваться моей электробритвой, она в шкафчике за зеркалом. Свет зажигается внутри, слева. Я отправился в крошечную ванную кабинку и всмотрелся в свое лицо. Оно было бледным и измученным. Я скорчил гримасу для оживления зрелища, но выражение глаз осталось неизменным — стеклянным и мутным одновременно.
Я умылся и побрился, что несколько улучшило мой вид, но не прогнало тревогу и усталость, волнами бродившие в моем теле.
Когда я вернулся в кабинет, Маккендрик присмотрелся ко мне повнимательней.
— Вам лучше?
— Немного лучше.
— Сколько времени вы не ели?
Я глянул на часы, было без десяти семь.
— Часов девять-десять.
— И не сомкнули глаз?
— Нет.
— Ладно, пошли завтракать. Джой открывает в семь.
Джой содержал рабочую столовую, у стойки и за столиками было уже достаточно много клиентов. В прокуренном зале царила атмосфера легкой шутки, словно наступающий день мог оказаться не самым скверным. Мы сели за столик визави. За кофе в ожидании завтрака мы обговорили весь ход следствия и я огорченно припомнил, что не рассказал ему о своем разговоре с миссис Хантри. А рассказать следовало прежде, чем он узнает это сам, если еще не узнал. Я намеревался сделать это в ближайшее время, но отложил объяснение до момента насыщения.
Мы оба съели яичницу с ветчиной и гренки с сыром. Я заказал на закуску шарлотку и порцию ванильного мороженого. Покончив с завтраком, мы заказали еще по чашке кофе.
— Вчера вечером я навестил миссис Хантри, — выложил я.
Его лицо застыло, а в уголках губ и глаз прорезались морщинки.
— Я же просил вас не делать этого!
— Мне это казалось неизбежным. Каждый из нас, капитан, действует в соответствии со своими полномочиями.
— Несомненно.
Я имел в виду, что свобода его движений была связана различными политическими соображениями. Он был железной рукой этого города, сконцентрировавшей в себе всю его мощь и силу, но эту силу он мог использовать лишь в соответствии с пожеланиями обывателей. Даже сейчас он, казалось, вслушивался в нестройный хор его голосов, словно заполнявший длинный зал столовой, где мы сидели.
Постепенно мышцы его лица смягчились, оно больше не напоминало глыбу цемента, глаза оставались холодными.
— И что же вы узнали от миссис Хантри?
Я достаточно подробно рассказал ему обо всем, особо подчеркнув роль мужчины в коричневом, останки которого выкопали Рико и миссис Хантри. Он даже покраснел от потрясения.
— Она вам сказала, откуда взялся этот тип?
— Скорей всего, до того он находился в госпитале для инвалидов. Маккендрик стукнул кулаком по столу, посуда со звоном подпрыгнула. Все, кто сидел по близости должны были слышать этот шум, но никто даже не обернулся.
— Какого черта вы раньше не сказали мне об этом?! Ведь если он когда-нибудь находился в госпитале, мы сможем провести идентификацию этих костей!
Он бросил на стол три доллара, встал с кресла и быстро вышел из зала. Я также расплатился и вышел на улицу. Шел девятый час, город просыпался. Я шел по главной улице, надеясь проснуться вместе с ним, — пока не оказался перед зданием редакции.
Никто ее не видел и ничего о ней не слышал.
Вернувшись на стоянку, я взял машину и поехал в сторону побережья. Меня вела тайная мечта: если вернусь в номер, где началось мое приключение с Бетти, то застану ее там.
Ее не было. Я рухнул на кровать и попытался забыть обо всем.
Но меня преследовали сны о злобных покойниках.
Я проснулся отдохнувшим в ярком свете дня. Мои часы показывали почти двенадцать. В окно был виден залив, расчерченный закрытыми жалюзи на длинные, светлые, поблескивающие полосы. Несколько яхт, пользуясь легким полуденным ветерком, выходили в море. Внезапно память подсунула мне некую существенную подробность.
Шериф Бротертон рассказывал мне в Аризоне о солдате по имени «Вильсон или Джексон», который был другом Вильяма, убитого сына Милдред Мид. Шериф говорил, что после войны получил от него открытку из госпиталя для инвалидов в Калифорнии.
Сняв трубку, я заказал разговор с конторой шерифа Бротертона в Копер-Сити и после недолгого ожидания услышал его голос.
— Вы очень удачно поймали меня, Арчер, я как раз собирался на ленч. Как поживает дочурка Баймееров? Надеюсь, она в безопасности в кругу своей семьи?
— Она дома. А в безопасности ли, — не знаю.
— Как?! В собственной семье?! — видимо, Бротертон был уверен, что спасая Дорис, мы подарили ей счастье и райское блаженство.
— Она не слишком уравновешена и находится в сложных отношениях с отцом. И уже если мы заговорили о нем, мне хотелось бы задать вам один вопрос. Заранее прошу прощения, если повторяюсь. Но не был ли Баймеер каким-либо образом причастен к закрытию дела об убийстве Вильяма Мида?
— Да, вы уже спрашивали об этом. Я сказал вам, что не знаю.
— Но это возможно?
— У Баймеера не было ни малейшего повода для этого! Тогда он был близко связан с матерью Вильяма. Я не говорю вам ничего такого, что близко связан с матерью Вильяма. Я не говорю вам ничего такого, что бы не было широко известно.
— А Милдред Мид настаивала на продолжении следствия?
— Мне не известно ее мнение, об этом она не говорила на более высоком уровне, — голос его становился все слабее, словно готов был вот-вот умолкнуть.