В павильончике с круглой крышей, стоящем на этом участке улицы, располагался бар, где продавали диетические гамбургеры, и слабые порывы ветра время от времени доносили до меня запах еды. Я вышел из машины и съел гамбургер. В заведении царила довольно гнусная атмосфера. Бородатые клиенты показались мне пещерными людьми, ожидающими конца оледенения. Когда, наконец, подъехал Фред Джонсон, я уже снова сидел в машине. Он припарковал свой голубой «форд» сразу за моей спиной и оглядел улицу, потом вошел в подъезд «Шербурна» и скрылся в лифте. Я двинулся по лестнице. Встретились мы на площадке четвертого этажа. На нем был зеленый костюм с широким желтым галстуком.
Он попытался нырнуть обратно в лифт, но двери захлопнулись перед его носом и кабина двинулась вниз. Он повернулся ко мне. Я увидел бледное лицо и широко открытые глаза.
— В чем дело, сэр?
— В картине, которую ты взял из дома Баймееров. — Какая картина?
— Ты прекрасно знаешь, какая. Картина Хантри.
— Я ее не брал!
— Возможно. Но она попала в твои руки.
Он глянул за мою спину в направлении коридора, ведущего к комнате девушки.
— Это вам сказала Дорис?
— Давай не впутывать Дорис в это дело. У нее и так достаточно хлопот с родными и с самой собой.
Он кивнул, словно понял и признал мою правоту. Но глаза его жили собственной жизнью и искали выход из создавшейся ситуации. Он казался мне одним из тех несчастных юношей, которые, когда юность минует, сразу переходят в пожилой возраст, минуя стадию мужской зрелости.
— Кто вы, собственно, такой?
— Я частный детектив по имени Лью Арчер. Баймееры наняли меня для поисков своей картины. Где она, Фред?
— Не знаю...
Он растерянно покачал головой. На его лбу появились капельки пота, словно выдавленные мощными руками, стиснувшими ему виски.
— Что же с ней случилось, Фред?
— Я действительно взял ее домой. У меня и в мыслях не было красть ее! Я хотел только исследовать картину...
— Когда ты принес ее к себе?
— Вчера.
— И где она теперь?
— Я не знаю. Честное слово! Кто-то, должно быть, украл ее из моей комнаты...
— В доме на Олив-Стрит?
— Да, сэр. Кто-то влез в дом и украл ее, когда я спал. Она была там, когда я ложился в постель, но, проснувшись, я не нашел ее...
— Ты, должно быть, большая соня...
— Наверное...
— Или большой лжец.
Худенький юнец внезапно весь задрожал от стыда или от гнева. Я подумал, что он попытается ударить меня, и приготовился к этому. Но он бросился в сторону лестницы. Догнать его мне не удалось, когда я выбежал на улицу, он уже выводил свой голубой «Форд» на середину проезжей части.
Я купил диетический гамбургер, попросил положить его в бумажный пакет и снова поднялся лифтом на четвертый этаж. Дорис впустила меня в комнату, хотя выглядела явно разочарованной при виде моей персоны.
Я вручил ей гамбургер.
— Здесь есть кое-что съестное...
— Я не голодна. Да и Фред обещал мне привезти что-нибудь...
— Лучше съешь это, Фред сегодня может и не появиться.
— Он говорил, что заскочит...
— У него могут быть некоторые хлопоты в связи с этой картиной, Дорис. Она сжала пальцы, смяв лежащий в пакете гамбургер.
— Что, мои родственнички намерены прикончить его?
— Я не стал бы говорить так однозначно.
— Вы не знаете моих родных! Они добьются того, что он потеряет место в музее. И никогда не окончит учебу. И все потому, что он пытался помочь им!
— Я не вполне понимаю...
Она резко тряхнула головой.
— Он хотел проверить подлинность их картины. Хотел определить возраст краски. Если она свежая, это наверняка значит, что картина фальшивая.
— Что она нарисована не Хантри?
— Вот именно. Когда Фред впервые увидел ее, он счел, что это подделка. Во всяком случае, не был уверен в ее подлинности. Вдобавок он не доверяет человеку, у которого мои родные купили картину.
— Граймсу?
— Ну да. Фред говорил, что в близких к искусству кругах у него скверная репутация.
Мне было интересно, какую репутацию обретет сам Фред теперь, после кражи картины. Но волновать этим девушку было бессмысленно. Ее лицо оставалось непроницаемым, словно скрытым за облаком. Я оставил ее наедине с помятым гамбургером и вернулся вдоль автострады в нижний город.
Двери магазина Пола Граймса были заперты решеткой. Я постучал, но никто не ответил. Тогда я принялся дергать ручку и кричать — безрезультатно. Всматриваясь в темноту за стеклами, я видел только пустоту и мрак.
Зайдя в винную лавочку, я спросил чернокожего продавца, не видал ли он Паолу.
— С час назад она была возле магазина, укладывала какие-то картины в автофургончик. Я даже помогал ей, мистер.
— Что это были за картины?
— Всякая мазня в рамах. Такие странные картинки, все в цветных пятнах. Мне нравятся картины, на которых что-то видно. Ничего удивительного, что эти они не смогли продать.
— А откуда вы знаете, что они не смогли?
— Так это же яснее ясного! Она сказала мне, что магазин закрывается. — А был с нею Пол Граймс, этот тип с бородкой?
— Нет, его видно не было. Я его не видел с той поры, как вы вышли отсюда.
— А Паола не говорила, куда она уезжает?
— Я не спрашивал. Уехала она в сторону Монтевисты, — он указал пальцем на юго-запад.
— Что из себя представляет этот ее автофургончик?
— Старый «Фольксваген». У нее какие-то неприятности?
— Нет. Просто я хотел бы поговорить с ней об одной картине.
— Вы хотите купить ее?
— Возможно.
Он недоверчиво глянул на меня.
— Вам нравится эта мазня, сэр?
— По-разному.
— А жаль... Если бы они знали, что подвернется клиент, может, не закрывали бы фирму и ударили бы с вами по рукам, сэр...
— Все может быть... Вы не продадите мне две четвертушки теннессийского виски?
— Лучше купите пол-литра, сэр, это обходится дешевле.
— Мне нужны две четвертушки.
Глава 7
Двинувшись в сторону центра, я остановился возле музея, намереваясь расспросить о Фреде. Но здание было уже закрыто.
Я поехал на Олив-Стрит. Сумерки, будто ветвистое дерево, нависали над газонами и палисадниками, в старых домах уже зажигали лампы. Клиника напоминала огромный сияющий кристалл. Я остановился возле увенчанного острой кровлей дома Джонсонов и поднялся по выбитым ступенькам к двери. Видимо, отец Фреда подслушивал под дверью, так как он подал голос прежде, чем я успел постучать.
— Кто там?
— Арчер. Я уже сегодня был здесь в поисках Фреда.
— Верно. Я помню, — казалось, он задумался над этим фактом.
— Не могу ли я войти и немного поговорить с вами, мистер Джонсон?
— Мне очень жаль, но ничем не могу помочь вам. Жена заперла дверь.
— А где ключ?
— Сара взяла его с собой в клинику. Она боится, что я выйду на улицу и под что-нибудь попаду. Хотя я сейчас абсолютно трезв. Настолько, что даже плохо себя чувствую. Она сестра милосердия, но ей на это наплевать! — его голос дрожал от жалости к самому себе.
— Вы не можете как-то впустить меня? Может, через окно?
— Она меня убьет!
— Но она может ничего и не узнать. У меня есть немного виски. Вы не хотите капельку выпить?
— Я бы выпил, конечно, — заявил он, явно оживившись. — Но как вы попадете внутрь?
— У меня с собой есть несколько ключей...
Это был обычный старый замок и я открыл его вторым же ключом. Потом запер дверь за собой, с трудом передвигаясь в тесной заставленной прихожей. Джонсон напирал на меня своим массивным животом. В свете слабой лампочки, висящей под самым потолком, я увидел воодушевление, написанное на его лице.
— Вы говорили, что у вас есть для меня немного виски, сэр...
— Потерпите еще минутку, сэр.
— Но я болен. Вы что не видите, как мне плохо?
Я откупорил одну из двух моих бутылок. Он высосал ее единым духом и облизал горлышко.
Я чувствовал себя преступником. Но, казалось, большая доза виски ему ничуть не повредила. Он не только не стал пьянее, наоборот, его дикция явно улучшилась, а фразы стали более четкими.