Али Мансур собирался поработать лето в Тегеране и окрестных селениях. Ему нужен был постоянный угол в городе и дешевый помощник. Старик уговорил Наруза ехать с ним, подыскал для жилья лачугу за небольшую плату и пообещал через неделю пристроить его к делу.
Так началась новая жизнь в столице. И началась так же безрадостно, как и всегда: без денег, с одной лишь надеждой на лучшие дни.
Наруз Ахмед лежал, уставившись в грязный косой потолок, и думал о том, куда мог деваться Али Мансур. Позавчера утром он покинул дом с тем, чтобы купить рису и муки, и больше не появлялся. Что могло случиться? Или он выехал куда-нибудь? Почему же тогда не зашел за своим сундуком? Без него фокусник как без рук, все волшебство заключено в этом старом сундучке, валяющемся сейчас в углу каморки.
Занятый этими мыслями, Наруз скорее почувствовал, чем услышал, что в комнату кто-то вошел. Он привстал и увидел незнакомого худого старика в белом халате. Стоя посреди комнаты и вращая головой на длинной шее, он презрительно осматривал голые стены. Когда взгляд его остановился на деревянном лежаке, где, свесив ноги, сидел Наруз Ахмед, старик сказал:
— Салям алейкум!
— Алейкум салям! — торопливо ответил хозяин и, соскочив с лежака, поклонился гостю.
Старик вздохнул, сел на край, достал из-за пояса маленькую тыковку, вынул из нее щепотку наса и, заложив ее за щеку, начал жевать.
Наруз Ахмед с растерянным видом смотрел на неожиданного гостя. Его охватило какое-то смутное беспокойство.
Старик посидел некоторое время в молчании, а затем без всяких восточных церемоний спросил:
— Как твое имя?
— Наруз Ахмед.
— Сын Ахмедбека?
— Да.
— Не думал встретиться… Ты узнаешь меня?
Наруз еще пристальнее всмотрелся в изрезанное глубокими морщинами лицо старика и отрицательно покачал головой. Нет, он не знал этого человека.
— Это было давно. Много лет назад, — тихо проговорил гость. — Я был таким, как ты сейчас, а ты — совсем маленьким. Вот таким, — и он показал рукой. — Я первый обучил тебя грамоте. Я — Ахун Иргашев.
Нарузу Ахмеду показалось, будто силы сразу оставили его: плечи опустились, руки беспомощно повисли.
— Ахун-ата? — пробормотал он, почти не шевеля губами.
Старик закивал головой, и лицо его задвигалось в улыбке.
— Я помню… Я вспомнил… Увидев вас, я почувствовал…
— Что ты почувствовал? — спросил Ахун.
— Ну, как вам сказать?… Что-то такое…
— Понимаю, понимаю…
— Но как вы нашли меня?
— Нашел, сын мой. Меня направил к тебе старый Али Мансур.
— Где же он сам?
— Его уже нет. Аллах взял к себе душу Али Мансура. Позавчера утром он попал под автомобиль, колесо переломило ему спину. Ничто не могло его спасти, даже мои целебные травы. Умирая, он сказал, что ты его друг, и просил передать вот это, — Ахун достал из-под халата матерчатый сверток и подал Нарузу Ахмеду. Тот быстро развернул его и увидел деньги. Много денег.
— Ой! Как же это так? Мансур умер?
— Да, умер… — вздохнув, подтвердил старик, поглаживая бороду желтой высохшей рукой.
Наруз Ахмед сунул сверток с деньгами под одеяло и, забыв сразу о Мансуре, сказал:
— А как я вас искал, Ахун-ата! И где только не искал…
— Плохо искал, если не нашел. Где же ты искал?
— Всюду. Сначала в Афганистане, а затем здесь. Сколько я объездил городов. Был в Ахвазе и Фирузаде, Ширазе и Сари, Керманшахе и Реште, Тавризе и Рафсинджане.
— Много, — покрутил головой Ахун. — А когда ты был в Рафсинджане?
— Весной сорок первого.
— А я весной уехал из Рафсинджана и поселился в Кермане. Ты не был там?
— Нет.
— А зачем ты искал меня?
Наруз Ахмед потер лоб, покрывшийся испариной, и подсел к гостю на кровать.
— Длинная история. Вы мне нужны были вот так, — и он провел ребром ладони по горлу. — Я готов был вскарабкаться на небо, чтобы найти вас. Отец мне сказал…
— Где Ахмедбек? — перебил его Ахун.