…В пятницу днем почтальон принес Нарузу Ахмеду письмо, первое за много лет. Наруз не мог даже сообразить, от кого оно. Быстро надорвав край конверта, он вынул листок, развернул его и прочел:
"Уважаемый! Придите за своими документами в то место, где вы их оставили. Жду вас в субботу, ровно в восемь вечера".
— Проклятие! Керлинг! — воскликнул Наруз Ахмед. — И главное — в субботу! Вспомнил же! Не пойти? Неудобно. Черт знает что! А может быть, это и к лучшему? Значит, в субботу Керлинг останется на ночь на даче, и Масуд может действовать смелее. Но мне надо до темноты вернуться в город. Можно успеть… Скажу — тороплюсь. Что-нибудь придумаю. Придется только взять арашкечи туда и обратно, чтобы не опоздать. Ради такого дела можно и поизрасходоваться!
11
В субботу в начале восьмого Керлинг сел в автомобиль и покинул Тегеран.
План действий Керлинг наметил раньше, но сейчас, сидя за рулем, он в который раз уже мысленно отшлифовывал его начисто и уточнял кое-какие изменения на случай непредвиденных происшествий.
На полпути к загородному дому он обогнал извозчика и увидел сидящего в экипаже Наруза Ахмеда.
Керлинг съехал на обочину и затормозил. Когда экипаж подъехал, Керлинг поднял руку и спросил Наруза Ахмеда:
— Вы куда, любезный?
— К вам.
— Прошу в автомобиль.
Наруз Ахмед смешался. Как быть? Отказаться — неудобно, а отпустить арашкечи — значит опоздать в город к наступлению темноты. Наверно, придется попросить арашкечи следовать за ними. Да, да… Только так.
— Я очень тороплюсь, — пробормотал он виноватым голосом.
— Тем более!
— Я хотел и обратно на арашкечи…
— А чем хуже моя машина? — улыбнулся Керлинг. — Я могу вас подвезти в город.
Наруз Ахмед пожал плечами, расплатился с арашкечи и отпустил его.
До дачи оба они молчали, Керлинг набрасывал в уме план предстоящего разговора, а Наруз Ахмед думал о том, как бы ему не опоздать к условленному времени в город…
В кабинете хозяин усадил гостя на знакомую ему тахту и проговорил, глядя на Наруза Ахмеда в упор своими желтовато-серыми глазами:
— Вы оказались человеком слишком настойчивым.
— Что? — непонимающе переспросил гость.
Керлинг повторил:
— Да, да… очень настойчивым. Ну что ж… Это неплохо. Твердый характер.
В комнате появился Гуссейн.
— Ужин накрывать, господин?
— Накрывай. На двоих.
Гуссейн вышел.
— Я получил ваше письмо… — робко заметил Наруз Ахмед. — Вы пишете, что я могу взять свои документы…
— Совершенно верно. Вот они! — Керлинг вынул из кармана документы и подал их гостю.
Тот поспешно встал, спрятал их и сказал:
— Большое спасибо, господин. Мне можно идти?
— Как хотите. А впрочем, куда вы торопитесь? Это не секрет?
— Нет, почему же… — изобразив на лице смущенную улыбку, ответил Наруз Ахмед. — Ну, как вам сказать… Тут скрывать нечего. Меня в городе ждет женщина. Я ведь холостяк… Для души…
— Вполне понимаю вас, — серьезно ответил Керлинг и встал. Пройдя к стенному шкафчику, он открыл его, вынул оттуда бутылку вина и два бокала. Но как сказал великий Омар Хайям:
Хмельная чаша нам хотя запрещена,
Не обходись и дня без женщин и вина;
На землю выливай из полной чаши каплю,
А после этого — все осушай до дна!…
Наруз Ахмед был далек от поэзии и пробормотал в ответ что-то нечленораздельное.
Подав бокал гостю, Керлинг наполнил его вином, затем налил в свой и сказал:
— Выпьем за женщину, которая вас ждет.
Ошарашенный, ничего не понимающий Наруз Ахмед покорно выпил вино.
Керлинг сощурил глаза и спросил:
— Как? Хорошо?
— М-м-м…
— Вы правы, чудесный напиток… Присядьте на минутку. Стоять неудобно. Я вас долго не задержу, — и Керлинг отнес вино и бокалы обратно в шкафчик.
"Значит, он останется здесь ночевать, — подумал Наруз Ахмед. — Иначе бы он не заказал ужина. Это мне на руку".
— Вы, как мне кажется, — начал Керлинг, покачиваясь на каблуках, назначили свидание избраннице своего сердца на улице Лалезар?
Наруз Ахмед смотрел на него не мигая.
— Вы, по-моему, — продолжал в том же духе Керлинг, — должны, как только стемнеет, подойти к одному дому на улице Лалезар и посвистать у открытого окна. Так?
Наруз Ахмед молчал. Он смотрел на Керлинга, как мышь на удава. Из головы улетучились все мысли, будто она начисто лишилась возможности рассуждать и понимать.