— Ах, душечка, право, ни к чему лишние хлопоты, — отвечала со счастливым выражением лица Дина Мироновна и облизывала пальцы. Нинина мама украдкой отворачивалась и закрывала глаза.
Тем временем запертый в комнате Тарзан уже окончательно догадывался, кто пришел, и начинал ломать дверь. С косяков падала известка. Сложность заключалась в том, чтобы Дина Мироновна успела положить фарш в миску до тех пор, пока Тарзан за дверью не затих. В первый раз этого еще не знали, и из-под двери комнаты в прихожую потекла дымящаяся лужа.
— Мой отзывчивый! — сказала Дина Мироновна. — Это он от счастья!
Выпускать Тарзана раньше, чем Дина Мироновна избавится от фарша, было нельзя, потому что встреча их отчасти напоминала монгольскую борьбу. Упершись лбами друг в друга, они кружили по прихожей. Дине Мироновне для этого почти не приходилось приседать. Однажды Тарзан оказался висящим у нее вокруг шеи как чернобурая лисица. Часть фарша при этом оказалась у Дины Мироновны в волосах, часть прилипла к зеркалу.
— Я понимаю, что она кажется тебе немного не того… — сказала Нинина мама, — но, с другой стороны, — энтузиастка? Да. Бессребреница? Да. Добрый человек? Несомненно.
Уходя на работу, Нинин папа ставил на свой письменный стол два перевернутых ногами вверх стула. Нинина мама ставила перевернутые стулья на кровать — Тарзан взял обыкновение закапывать под подушки вчерашние кости. Квартира напоминала кафе во время ночной уборки.
О белом котенке Дина Мироновна на время замолчала. Зато она теперь сообщала Томашевским о том, как продвигаются поиски хозяев для Тарзана.
— Помилуйте, — в первый раз услышав о поисках, сказал Нинин папа, — я, видимо, чего-то недопонял. Мне казалось, что хозяева уже есть!
— Все, все хорошо, Николай Сергеевич, — убежденно и улыбаясь, сказала Дина Мироновна. — Вы, главное, не волнуйтесь. Не волнуйтесь — и все, все будет хорошо! Тарзану у вас великолепно, пес крепнет, веселеет…
— Простите, — перебил Николай Сергеевич. — Я, если это возможно, хотел бы узнать о хозяевах. Тут проблемы чисто практические…
— Коля! — укоризненно сказала Нинина мама и добавила: — Он, знаете ли, так последнее время устает…
— Вы, главное, не волнуйтесь, Николай Сергеевич, — улыбаясь, сказала Дина Мироновна. — Мы с вашей женой все, все решим. Вы и знать не будете!
— О чем? — спросил Николай Сергеевич.
— О хозяевах. О Тарзане. Главное, не беспокойте себя… А хозяева найдутся. Не сегодня, так завтра, не завтра, — тут на Дину Мироновну прыгнул Тарзан и ее лицо скрылось в его шерсти.
— Желательно, чтобы это было не послезавтра, — сказал Николай Сергеевич.
— Собака столько перенесла, — вынимая лицо из шерсти Тарзана, сказала Дина Мироновна. — Пес в вашем доме просто душой отдыхает.
Николай Сергеевич уперся указательным пальцем в переносицу и некоторое время стоял так качаясь.
— Иди работай, — мягко сказала Нинина мама. — Мы все сами решим.
— А я и знать ничего не буду? — спросил Николай Сергеевич.
— Вот именно, — радостно сказала Дина Мироновна. — А жена ваша, скажу я вам, это клад. Золотой человек. Таких больше нет.
— Боюсь, что вы правы, — сказал Николай Сергеевич.
Первые клюнувшие на Тарзана хотели увезти его под Киев. Вообще, они там и жили, но сейчас почему-то гостили в Ленинграде и здесь искали собаку.
— Представляете?! — возмущенно говорила Дина Мироновна. — Под Киев! Как вам нравится? Увезут куда-то к черту на рога — ни навестить, ни проверить… Ах ты мой ласковый…
— Значит, на Украине совсем плохи дела? — спросил Нинин отец. Он говорил теперь с Диной Мироновной, обязательно упираясь указательным пальцем в переносицу. — Своих, так сказать, собак…
— Отчего? — выглянув из Тарзаньей шерсти, ответила Дина Мироновна. Она теперь избегала Николая Сергеевича, а если приходилось разговаривать, то Дина Мироновна садилась около Тарзана на корточки и пряталась за него, как за щит.
— Ну, если такое золото надо из Ленинграда возить, — сказал Николай Сергеевич, — то, вероятно…
— Ах, вы ничего-ничего не поняли, — нервно засмеялась Дина Мироновна. — Совсем, совсем ничего… Не они не хотят брать, а мы, мы не хотим его отдавать!
— Сознаюсь, не понял, — сказал Нинин папа. — Кто это «мы»?
— Представляете, — перебила Дина Мироновна, теперь уже глядя на Нинину маму, — там даже язык не тот. «Дюже» и «гарно». Галушки да пампушки. А собака, можно сказать, выросла в Ленинграде.
— Ваша собака случаем Достоевским не интересуется, — спросил, не отрывая пальца от переносицы, Николай Сергеевич, — или ей ближе блоковские мотивы?