Проглотив Настоящую Домашнюю, Иван Артурович запил ее колой и посмотрел в окно. Коконы набухали влагой. Фонари уже были яичными желтками, а фары слепились в ползущую цветную кашу.
Кивнув, он глянул время (22.17), включил свет (тот как-то странно, тускло горел) и стал одеваться.
Вскоре он шагал по тротуару широким размашистым шагом.
Улица была неузнаваемой. «Кто-то взял и пересадил мой дом на новое место, как яблоню» – думал Иван Артурович и улыбался этой мысли, чтобы она не стеснялась у него в голове.
Пространство исчезло: прохожие выныривали из ниоткуда, машины превратились в блуждающие огни, дома – в звездные россыпи, нависшие над тротуаром. Со временем, наверно, тоже что-то произошло, потому что оно вдруг сгустилось, как кисель, и все стало медленным, даже суета.
Иван Артурович шагал легко, обгоняя тянучку на дороге. Обычный Мегаполис был пресным, как таблица – бесконечные клеточки этажей, наполненные буквами-цифрами, в которые постепенно превращались горожане. Но иногда его накрывало туманом или снегопадом, – и тогда Иван Артурович выходил на свою Прогулку. Правильней было бы назвать ее Странствием, но он не любил громких слов. Иногда Прогулка звала его и без тумана – когда ветер шуршал листвой, или укутывал Мегаполис в тополиный пух, или просто вдувал в него какую-то новую, непривычную ноту. Но главными колдунами были туман и снег. Ночью они превращали Мегаполис в живое созвездие, и тогда Иван Артурович почти верил, что ему удастся бежать.
Правда, это «почти» было барьером, который не перейти. Уже потому, что знаешь о нем.
Во все концы расходились паутины поворотов. Каждая из них была рулеткой, в которую играл Иван Артурович, до последнего не зная (или не желая знать), куда повернет на этот раз. Район свой он изучил до дыр и понимал, что не сможет не узнать дороги (хоть и не сразу, хоть и после удивленного вглядывания в туман). Но надежда не умирала, и всякий раз Иван Артурович выходил на Прогулку, чтобы снова и снова сыграть в эту игру.
Свернув влево, он нырнул в старые улочки. Здесь было темней и туманней, и фонари казались живыми – с ними хотелось здороваться и что-то им говорить. Там и тут шла стройка: вместо умильных старичков-домов город наполнялся новыми и новыми клетками бетонных таблиц. Старички теснились под боком у высоток, наступавших им на мозоли. Странные, неприкаянные, они не имели никаких шансов.
С бордов им светила пучеглазая голова – «Человек, Которому Доверяют»: Похоже, власть была неуязвима – ее не брал ни закон, ни пули…
Чем глубже Иван Артурович уходил в паутину улиц, тем гуще темнел туман. Окна гасли, машин было все меньше, прохожих тем более. Когда-то он побаивался таких мест, и не столько потому, что могли побить, сколько шут знает, почему. С тех пор прошло много лет, и от детства в нем осталась, пожалуй, только эта ночная жуть. И трамваи с паровозами. И Прогулки.
Нырнув в очередной поворот, Иван Артурович понял, что остался с городом один на один.
Трудно сказать, какие мысли думались ему тогда. Может, это были и не мысли вовсе, а блики или отсветы чего-то, похожие на фонари в тумане. А может, и сам Иван Артурович был мыслью, а Мегаполис – мозгом, который ее думал. Трудно сказать. В тумане было непонятно, кто кого думает.
В такие минуты казалось, что всех этих лет не было, и он вернется отсюда в свою тесную квартирку с мамой, папой и котом Матвеем. Тогда-то он и верил – ПОЧТИ верил – в выигрыш. Но стоило только присмотреться к вывеске или перекрестку – и те сразу шептали ему, в каком он месте и в каком году. Иван Артурович узнавал их в туманном гриме и усмехался: вот Мегаполис и обыграл его. Хотя минуты, когда ему казалось, что он вот-вот выиграет, стоили того, чтобы играть вновь и вновь…
Кстати, где он?
Было темно – хоть глаз выколи, – и Иван Артурович уже пару раз споткнулся шут знает обо что. «Человек, Которому Доверяют» пускает пыль в глаза, а тут, на задворках, ни асфальта нормального, ни фонарей…
Странно: первый же объект, в который он вглядывался, всегда возвращал его в Мегаполис, а здесь расплывчатые силуэты ничего не говорили ему, сколько он ни пялился в туман.
Наверно, все-таки умудрился выйти в незнакомое место. Чем больше было Прогулок, тем меньше оставалось таких мест, но…
Подойти бы к тому дальнему фонарю и осмотреться. Или все-таки назад?