Какое-то время Мо сидела за одним из Резцов, прячась от ветра (только сейчас она поняла, как извалялась в грязи). Потом стала медленно спускаться, стараясь не привлекать внимания. Это было нелегко: мелкие камни так и норовили выскочить из-под ног и с треском улететь к морю. Вслед за ними чуть не улетела и Мо, поскользнувшись на собственном грязном следе.
Ну все, думала она. Теперь можно и не прятаться. Если патруль и есть – он уже услышал все, что мог услышать…
Выбравшись на берег, Мо пошла к пещере. Никого не было. Море плескалось спокойно, будто его разморило от солнца, хотя Мо знала, какая холодная в нем вода. Она попробовала было обмыть грязь – и отскочила, едва удержавшись от визга.
Весь берег бил белизной в глаза, будто по нему размазали солнечный свет, как масло по бутерброду. Казалось, что он раскален добела, – но на самом деле камни были холодными, и вообще было прохладно, будто солнце грело понарошку. Стоял второй день осени, хоть с виду все казалось таким, каким и было. Почему, когда лето кончается, кажется, что оно должно быть всегда?..
Пещера была пуста. Мо постояла какое-то время у входа, потом вошла. В глиняном пятне, натекшем под стеной, отпечатался чей-то след. Это мог быть Белодед, но она сразу вспомнила про патруль, вздрогнула и выглянула наружу. Потом присела на камень.
Ее друг вовсе не был обязан выскакивать сразу, и она говорила себе – «подожди, имей терпение…»
Потом вскочила и стала нервно ходить под пещерой, поддевая гальку большими пальцами ног.
Потом стала швырять ее в ленивые волны, чтобы хоть немного растормошить их. «Эй, патруль! Смотри, вот она я!» – кричала она мысленно, танцуя от холода.
Потом прошлась дальше, к западному краю Резцов. Там она бывала редко: нигде больше не было таких острых камней, а летом Мо никогда не обувалась к морю. Но сейчас она упрямо шла туда, кусая губы, и глупо думала (сама знала, что глупо) – «смотри, как мне больно тут! Может, покажешься уже?»
Потом плюнула на все патрули и кричала:
– Эй! Ты где? Выходи-и!.. Ну выходи же!
Пинала большие камни и шипела от боли. Потом смазывала глину с ног и растирала по лицу и волосам:
– Смотри, какая я хрюшка! Свинюшка-поросюшка! Смешно, да? Эгеге-ей!..
Потом снова сидела у входа в его жилище, хоть уже и все было ясно. Но Мо сидела и сидела, пока солнце не уползло за Резцы. Последний его луч осветил пещеру, и Мо вскочила: прибора, замаскированного травой и ветками, больше не было. Вместо него зияла дыра в камне.
Сглотнув, Мо нырнула в пещеру и подошла к стесанной стене.
Медленно подняла руку. Застыла, как статуя…
Потом резко ткнула ладонью в камень.
Ничего.
Никакой двери, никаких голубых искр, никакого тока в печенках.
Просто камень, и все.
Трудно сказать, чего ждала Мо. Подержавшись какое-то время за стену, она мрачно рассмеялась и пошла прочь.
От Резцов на берег наползли черные тени. За ними блестели волны, раскрашенные солнцем. Казалось, что они теплые и зовут купаться.
– Тьфу, – плюнула в них Мо. – Сплошной обман!
И волны, и сверкающие Резцы, и легкое бирюзовое небо – все было обманом. Во всем фонила фальшивая нота, как во вчерашнем празднике. Осень все еще притворялась летом, но у нее плохо получалось: Мо видела ее насквозь.
На обратном пути она специально лезла в самую жирную грязь, расшвыривая ее по обочинам.
– Предатель, – бормотала она. – Ну и сиди в своей конуре.
Слезы саднили где-то выше горла – дальше Мо их не пускала. Если разревешься, потом будет еще больней. Она это знала и швырялась грязью направо и налево, чтобы вышвырнуть из себя обиду на Белодеда и на его фальшивое лето.
Потом все-таки разревелась.
Солнце уползло в дымку. Все стало сизым и холодным, как и должно было быть. Хоть без обмана, думала Мо, шмыгая носом. Никаких тебе жарких закатов, никакого тепла, которого на самом нет. Осень, как она есть, и пусть уже все будет по правде.
Так она думала, подбираясь к дому и обхватив себя руками, чтобы не дрожать, – «пусть уже все будет по правде…»
2. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вениамин Иванович едет домой
– Можно?..
– Кто крайний?..
– Смотри, куда идешь!..
– Вы занимали?..
– По поставкам у нас такая картина…
– Извините…
– Сорок три процента берем как есть…
– Я стояла!..
– Бухгалтерия до скольки?..
– Нехаенко принимает?..
– Нафиг! Нафиг всё!..
– Почем?..
Коридор седьмого этажа напоминал то ли метро в час пик, то ли рынок в Гонконге. Десятки людей сновали туда-сюда, сталкиваясь, роняя кипы бумаг и кучкуясь в очереди, растущие под дверьми. Иногда двери открывались, чтобы проглотить очередного счастливца или какой-нибудь важный галстук, возлежащий на таком же важном животе.