Яйцо адски виляло из стороны в сторону. Мэй с Вэном вцепились мертвой хваткой в подлокотники, стараясь не вылететь на пол.
Они были в овальном салоне, скругленном со всех сторон, кроме пола. По бокам располагались пары алых кресел – по три с каждой стороны. Впереди чернели экраны, мерцавшие какими-то огнями; ниже был пульт управления – матовая панель, как в том поезде, и еще несколько кнопок и ползунков.
За пультом горбился очкастый парень лет семнадцати. Левая рука его лежала на матовой панели, правая дрожала над ползунками, как птица над дичью.
Рядом застыла черноглазая девочка и пялилась на Мэй. Вэн никогда не видел у людей таких круглых глаз, – только у котят, когда у них шерсть дыбом. Девочка глядела на его подругу то ли с ужасом, то ли с обожанием, то ли и так и так вместе; губы ее дрожали, будто собирались сказать что-то и не могли, брови ползли вверх, щеки горели, как волосы Мэй… Даже смотреть на нее было горячо, и Вэн чувствовал, как сам краснеет и плавится рядом с ней.
Мэй ерзала, поглядывая на нее и на Вэна, и несколько раз приоткрывала рот, но аппарат все время петлял, и было трудно говорить.
– Не отстают, буцы! – выпалил очкарик. – Окружают…
Девочка сморщила нос.
– Ну так сделай что-нибудь! – потребовала она. – Облака свои сделай!
– Уже делал. Не помогло.
– Еще делай!
Очкарик ткнул в красную кнопку.
– Буц! У них тепловое слежение…
Он вдруг замер. Правая его рука приблизилась к соседней, черной кнопке, немного помедлила – и вдавила ее до упора.
Какое-то время он продолжал вглядываться в экраны. Потом выдохнул и протер очки. Дети почувствовали, как яйцо снижает скорость.
– Есть, – повернулся он к ним. – Теперь не догонят. Сто один процент.
– Отстали? – спросил Вэн. (Уже можно было говорить.)
– Нет. Черное облако.
– Что это?
– Поле, выводящее из строя лётную систему. Красное – еще полбеды, а в черном они могли разбиться… но другого выхода не было.
Все молчали.
Потом девочка тихо спросила:
– А вы точно настоящие?
– Эээ… в смысле? – удивилась Мэй.
– Ты ведь Небесная Мэй? Вы вернулись к нам?..
– А-а. Точнее не бывает, – подтвердила та. – Конечно, вернулись, и конечно, настоящие. Только никакая я не небес…
Мэй не договорила: девочка вдруг кинулась к ней и спрятала голову у нее на коленях, в складках клоунского костюма. Вэн отпрянул.
– Не сердитесь, – попросил их очкарик. Он тоже сильно волновался – теперь это было видно. – Не сердитесь… Она ведь совсем ребенок, наша Мо.
Девочка дернулась и вдвое крепче вжалась в Мэй. Та не знала, что ей делать, и бормотала – «не надо… вставай…»
– Вставай, чего ты, – Вэн дернул Мо за плечо.
Мо подняла голову, обожгла его взглядом – и точно так же прижалась к его ноге (Вэн затравленно глянул на очкарика). Потом метнулась обратно к Мэй.
– Мы очень ждали вас, – сказал очкарик. – Каждое Прибытие у нас была надежда… она казалась мне такой глупой… И вы прибыли! Прямо на Прибытие! И мы как раз были тут на шмыгуне… представляете, она упросила меня покататься, – он с нервным смешком кивнул на Мо. – Хоть на Прибытие, говорит… не будь чурятиной, Дан! Никто не попалит, говорит, все празднуют. Я-то согласился, а сам думаю – дурак, дурак, ну ты делаешь?! А оно вот как вышло…
– А вдруг на меня снизошел эфир? – торжествующе спросила Мо. – Теперь ты будешь меня слушаться, Дан? Всегда будешь?
Мо говорила и улыбалась, сверкая щеками, алыми, как у Мэй.
– Ничего не понимаю, – сказал Вэн. – Какое-то прибытие, эфир… Мы вообще где? В Клетовнике?
– Так назывался мир, когда вы покинули его, – кивнул Дан. – Это было много лет назад. Теперь он называется Вольник.
– Вот оно что, – протянула Мэй. – То-то я смотрю – ни Панели, ни клеток, и куда хочешь летать можно…
– Они точно настоящие! – Дан подпрыгнул в своем кресле. – Сто один процент! Они помнят устройство Тьмы… Мо!
Она оторвалась от Мэй и кинулась обнимать Дана. «Как же она любит обниматься», думал Вэн…
– А… кто это был там на площади? – спросила Мэй. – Вроде как с рогами…
– Так Прибытие же, – улыбнулся Дан. – Все буцами наряжаются.
– Почему?
– Прибытянский маскарад симвозили… символизирует силы Тьмы, сокрушенные Небесной Парой, – сказала Мо книжным голосом. – То есть вами.
– Угу. – кивнула Мэй. – Только никакие мы не небесные… А как вы узнали, что мы приедем?
– Весь Вольник ждет Возвращения Небесной Пары, – торжественно сказал Дан. – Весь мыслящий Вольник, я хочу сказать. Мы-то всегда верили, что вы вернетесь… но все вышло, можно сказать, случайно. Не перебивай! – шикнул он на Мо, которая опять что-то вставила про эфир. – Вот она упросила меня покатать ее, и я сразу, как мы вылетели, увидел Лазурное Яйцо, и за ним погоню – целую стаю шмыгунов. Все было так быстро… Я не знал, что делать. Ведь это нельзя – брать без спросу шмыгун, катать на нем кого-то… И я вначале не поверил, думал, что Лазурное Яйцо не настоящее, хоть это и запрещено под страхом смерти – имитировать Лазурное Яйцо. Думал – может, провокацию устроили на праздник, чтобы повесить потом на наших… Но я сказал Мо, показал ей смотровик, – Дан кивнул на экраны, – и она говорит: давай за ними. Это было буц как опасно, не знаю, почему я послушал ее… да тихо ты! – шикнул он опять на Мо. – Но мы как-то слились с другими шмыгунами. Те, видно, приняли нас за своих. А потом вы вышли, и они окружили вас, и…