– А Топ даже и не пытался, а просто взял и нашел!
– Ну не хвастайся уже!
– А ведь ты не хотел давать мне! Не хотел!.. Я как прочел, – говорил дедушка Топ, – так сразу и говорю ему: а что это, говорю, за необыкновенные успехи были у тебя в пятой шклетке? И с какой стати, говорю, школа стала для тебя любимой?
– В пятой шклетке я…
– Это швольки тогда так назывались – встряла Мо.
– …Цыц! В общем, я ему говорю: а может, говорю, отец выразился фигурально? Слова – они ведь не чертежи, в них что угодно впихнуть можно. В одни и те же. Вспомни, говорю, у тебя была какая-нибудь школа, которую ты действительно любил?
– Я сначала смеялся над Топом – ведь мы с ним из одной шклетки. И вдруг меня как по голове треснуло…
– Это я тебя учебником правдологии треснул, когда ты надо мной смеялся…
– В общем, я вспомнил, – возбужденно говорил дедушка Тип. – Когда-то, еще до настоящей школы, мы играли с отцом в понарошную, кукольную школу. На полу, в углу нашей комнаты. Первая половица от стены была первой шклеткой, и там сидели самые маленькие куклы, вторая – второй, третья – третьей, ну и так далее…
– Пятая половица ничем не отличалась от других. Кроме того, что легко снималась, и под ней был тайник, и…
– И ТАМ ЛЕЖАЛ ПРЫГАТОР!!! – заорала Мо, не в силах больше сдерживаться. Дедушки укоризненно посмотрели на нее.
– И чертежи, – вдвое тише добавила она.
Какое-то время все молчали.
– Да-а, – протянул Вэн. (И Мэй тоже сказала «да-а».) – Прямо детектив. Это он так придумал, чтобы…
– Никого не подставить, – кивнул дедушка Топ. – Старик решил: как мы сообразим – все так и будет. Да – значит да, нет – значит нет. Все-таки к нему по-разному можно относиться, но в уме ему не откажешь…
Мо уже давно ерзала на месте, сверкая щеками. «Сейчас задымится», подумал Вэн…
– …и мы не подвели: хоть и молокососы – а поняли все, что он хотел нам…
– Нет, не все! Не все! – вдруг выкрикнула Мо.
Дедушка Тип нахмурился.
– Что «не все»?
– Не все поняли! В прадедушкином письме!..
– ?
– Я сама догадалась, – бормотала Мо, глядя в пол. – Но меня никто не… и я решила – пусть это будет моя тайна, и я никому…
Вдруг хлопнула дверь.
– Вэн! Мэй! – в комнату резким шагом вошел Дан. – Нужно поговорить! Наедине!
Звездные Друзья
Он был нервный и торжественный, как перед экзаменом.
– Что? В чем дело?.. Что такое?.. – вопрошали его три голоса в коридоре. (Мо тоже выскочила с Вэном и Мэй, несмотря на окрик «наедине!»).
– Скорей! – торопил их Дан, – скорей!.. Ты останешься здесь, – шикнул он на Мо, которая тут же вцепилась в рукав Мэй.
– Куда это «скорей»? – нахмурился Вэн.
– Скорей… братья Гор не должны знать… – Дан вытолкнул его и Мэй за дверь (Мо вытолкнулась туда же).
Сзади близились дедушкины голоса: «…во-первых, Дан, ты забыл поздороваться…»
– Куда вы? – крикнула Мо, догоняя его в коридоре.
– Со мной говорили, – отрывисто бросал Дан на бегу. – Мо, ты останешься здесь, я ска…
– «Говорили»? Опять?
– Теперь все по-настоящему! Это был Старший… – пыхтел Дан, сворачивая к лестнице. Мэй, Вэн и Мо догоняли его. – Он сказал… сказал: началось! Теперь точно!..
– Что началось?
– Звездные Друзья… они готовы… Все будет сегодня. Понимаешь, сегодня! – Дан повернулся к Мо. Они были у выхода. – А теперь иди домой. Вэн и Мэй, в шмыгун, быстро!..
Черно-красное яйцо зависло прямо у дверей. Вокруг клубился ночной туман.
– Постой. – Мо схватила его за руку. – Ты уже, значит, со шмыгуном сюда? А ты спросил Небесную Пару, согласна ли она…
– Домой, я сказал!
– Никуда я не…
– Буц-перебуц! Ну время же!.. – Дан чуть не плакал. – Сейчас нас всех шмыги переловят, и тогда…
– Идем в шмыгун, – скомандовал Вэн и нырнул в квадратный люк. Все полезли за ним.
– Мо-о!.. – заскулил Дан, глядя, как она лезет туда же.
– Даже и не думай, – отрезала Мо, усаживаясь в кресло. – А теперь рассказывай по-человечески, что и как.
– Я же говорю: все будет сегодня. – Дан ткнул рукой в панель. Шмыгун стартанул так, что Вэн закашлялся. – Час пробил! Так сказал Старший.
– А, может, это опять…
– Ты что! Это же Старший! Сто один процент! – Дан метнул в Мо укоризненный взгляд.
– Хорошо, – вмешалась Мэй. – А что нам делать?
– Почему ты спрашиваешь меня? Ты же Небесная Мэй!
– А все-таки?