Вениамин Иванович долго смотрел ему вслед. Вопрос «а Мэй? я больше не увижу ее?» так и застыл на его губах.
Он был один. Вокруг был только Город и снег.
Присев на скамейку, Вениамин Иванович подождал еще немного, хоть и знал, что трамвай не приедет – ни голубой, ни какой-либо другой.
Потом замерз и пошел домой. Долго шел, не узнавая в снегу знакомые улицы, – так долго, что замерз окончательно, и дома сделал себе горячего чаю, как и собирался. Надел теплое белье и влез под одеяло, стараясь побыстрее нагреть постель.
В его квартире было холодно и пусто, как и во всем Городе. И внутри Вениамина Ивановича было холодно и пусто. Он закрыл глаза – и долго, долго ловил взглядом голубые искры, мелькавшие в этой пустоте.
Где-то среди них носилась то ли искра, то ли мысль, которая никак не хотела, как это всегда бывает, ловиться в фокус и ускользала в сторону, в никуда, и оттуда не то выглядывала, не то нет…
И когда Вениамин Иванович спал – или не спал, а плавал где-то около сна – эта мысль вертелась рядом с ним, делаясь то лицами, то словами. Одно лицо было Мо, только почему-то раскрашенное, как у Мэй, другое – бородатое, полузнакомое, будто дедушек Топа и Типа слепили воедино и помножили на Докса. Они смотрели Вэну прямо в нервы и шептали ему слова, и сами делались этими словами – настойчивыми и невнятными, как буцы, как боль от пули, которой в тебе нет…
Время… желание… тайна… – шептал Вэн во сне, сам не разбирая своего шепота. – Трамвай… желание… тайна… время…
– Время! – крикнул он и проснулся.
Вокруг была ночь. Пустая квартира холодила тишиной, как и всегда.
Или нет, не как всегда. Что-то было в этой тишине, отчего сон Вениамина Ивановича сбегал от него стремительно, как отъехавший трамвай. Что-то, что уже было где-то и когда-то – в предрассветное время, когда еще темно, как у буца в животе…
Время… Трамвай…
Он вскочил на кровати. Включил мобилку.
Пятый час.
Это безумие, говорил он себе. Ложись и не бузи.
Но вместо того встал и подошел к окну. Там была глухая ночь. Метель неслась мимо фонарей, никак не желая утихать.
Желание… Трамвай… Время…
Вдруг он застыл, как шкаф. «Так сделал Гор – на тот случай, если меня подкараулят и там и тут…» – говорил ему призрак Докса, уплывая в метель.
Время… Тайна…
Тряхнув головой, Вениамин Иванович оделся и вышел на улицу.
Идиот, говорил он себе, прыгая по сугробам (за несколько часов тротуар успел превратиться в тундру). К чему топать все восемь остановок? Иди уж на любую и кисни там, если нравится. Если уж так. Давай, иди…
Но шел все равно на ту. Как волк, который поймает зайца на поляне – и потом бежит туда же, хоть все зайцы давно прыгают, где подальше и побезопасней… Идиот, ругал себя Вениамин Иванович (кажется, даже вслух), чтобы не вспугнуть лишним думаньем эти слова.
Тайна… Желание…
Ну, вот и дополз, думал он, подходя к той самой остановке. Что дальше?
Внимательно осмотрел ее – нет ли фигуры в капюшоне? Стряхнул снег, нырнул под козырек и сел туда же, где и сидел.
Сейчас он приедет к тебе, думал Вениамин Иванович. Первая утренняя тридцадка. Или четверка, или двадцать третий. И отвезет тебя домой, и не будешь прыгать обратно, как идиот, по сугробам…
Он смотрел на свои ботинки, облепленные снегом. Были черные – стали белые. «Я даже ходил покупать ей ботинки…» Магазины откроются через два с половиной часа. Замерзну – выпью чаю. Или кофе…
Вениамин Иванович думал всякую чурню, не глядя на дорогу.
И когда раздалось знакомое дзеньканье – подлетел, будто был давно готов к прыжку, метнулся в раскрытые двери и выдохнул только, когда трамвай снова дзенькнул и двинул вперед, в метель.
Еще раз
Тридцатка, говорил себе Вениамин Иванович, медленно, по сантиметру поднимая взгляд. Или двадцать третий. Вон какая-то девушка – небось кондуктор…
Так он говорил себе – на всякий случай, чтобы отогнать все лишнее. Чтобы перестраховаться.
– Привет, – сказал он, подходя к девушке.
Внутри натянулся ледяной пузырь… но она повернулась к нему – и тот сразу лопнул, только не льдом, а огнем, обжегшим горло.
Они не обнимались. Просто сели рядом, как за парту.
– У тебя тоже чувство, будто мы что-то упустили? – спросила она.
– Да. Только я не могу понять, что.
– И я. – Майка тряхнула кудрями. – Итак… итак, мы с тобой снова здесь.