Теперь оно было ярко-ярко-розовым, как слоники в детском саду. Оно было таким кислотным и ослепительным, что все оборачивались и смотрели, что это там сверкает в тумане.
Так, во всяком случае, казалось Майке. Она даже не могла сказать, нравится ей или нет. «Вот я и сделала это. Вот и сделала» – повторяла она про себя…
– Ну? Чего так долго? – буркнул Костик, отлипая от ноута. – Еще костюм тебе искать…
Он включил свет – яркий, Майка даже зажмурилась, – и уставился на нее.
– Фигасе! Тебе и парик не нужен, ты и так почти клоун. Как звать-то?
– Майя… Можно Майка.
– Вау! Майка, Маечка, Майчик-лифчик! Ну давай, эта… ща покрасим тебя по-быстрому и оденем, как надо.
Он добыл откуда-то пестрые клоунские тряпки, которые Майка натянула поверх одежды. Потом полез в шкаф и достал оттуда банки с краской, жуткие на вид. Майка поежилась от мурашек.
– Тэ-экс…
В щеку ткнулась кисть, мазнувшая мокрым и холодным. Майка ойкнула.
– Не дергайся… Не дергайся, грю! Ну что за люди!.. – ворчал Костик и густо красил ей лицо, шею, верх груди, затылок и уши. – Закрой глаза! (Она послушно жмурилась.) Теперь открой! (Это вышло не сразу: ресницы слиплись от краски.) Тэ-экс… Ну, иди любуйся!
Майка рванула к зеркалу и взвизгнула.
Оттуда на нее смотрел Тот Самый клоун. Белолицый, с алыми щечками-кругляшками и розовой гривой. Когда-то в цирке он заигрывал с детворой, и маленькая Майка убежала за ним на арену и ни за что не хотела возвращаться назад…
А теперь она сама была этим клоуном. Это было странно и страшно, будто она переселилась в другое тело.
И еще это было очень-очень круто.
– Ты кто? – подошла соседка Анжела в костюме феи. – Майка, что ль?..
Розовый клоун был настоящей бурей креатива, позитива и адреналина вперемешку (так сказал местный папа). Он плясал, заводил, тормошил, брыкался, кривлялся, сочинял дикие песни с дурацкими словами и горланил их с малышней. Забытые «Цветы жизни» пытались работать, но потом сдались и просто смотрели. Под конец клоун, обвешанный детьми, выкрикивал что-то, от чего те хохотали до икоты, а с ними и родители, и даже некоторые из «Цветов».
Было уже совсем темно. С клоуна взяли клятву приехать еще, и «Цветы» вывели его на улицу.
Там было мутно и странно, как во сне. Пока Майка отжигала, туман залил Городок до дна. Она даже взвизгнула от удивления, хоть и не так громко, как умела.
– Ну, с дебютом. Поздравляю и все такое, – сказала ей Анжела. – Извини, на тебя нет места в машине, тут подвалили кое-какие наши… Ну, идти-то недалеко. Городок-то наш сама знаешь, какой…
– Что, мне вот так вот и идти? – вытаращилась Майка. – Вот в этом всем?
– Ты костюмчик-то сними. Наш, клоунский… А вообще со своим ходить надо. Не маленькая уже.
В Майке сейчас все дрожало и смеялось, и она даже не сразу поняла, что ей говорят. А когда поняла – расхохоталась, как и положено клоуну:
– Э не-ет! Одежка в обмен на машину. Бартер!
– Мы еще условия тут будем ставить?
– Ба-артер, ба-артер, – дразнилась Майка, приплясывая под фонарем.
– Ща сама с тебя сниму, слышь!.. и парик давай!
– Какой еще парик?
– Придуриваться тут будем, да? Парик сняла быстро! И панталоны, и все!..
– Это мои во…
– Парик сняла!!!
– Нет у меня никакого парика!
– Значит, нет, – сладко улыбнулась соседка Анжела и шагнула к ней…
По Городку, укутанному в туман, шел веселый клоун.
Он шагал вприпрыжку, напевая и насвистывая, как ему и положено. И слезища, плывшая в глазах, ни за что не должна была выплыть наружу, чтобы не смазать грим.
Соседка Анжела рванула клоуна за волосы так, что тот живьем увидел Амрику с Аферикой, – ну и что? Все равно он обставил ее – сбежал в своем пестром костюме в туман, и пусть поймают его, если могут! С чего тут, спрашивается, сопли сопливить?
И клоун веселился, как мог. Кто-то шарахался от него, кто-то улыбался, кто-то говорил «Господи» или «вау»… Потом уже никто ничего не говорил, – просто все плыли мимо, как тени или призраки. Их было все меньше, и скоро они совсем закончились. Остался один туман.
Он был плотный и бесконечный. В нем не было никаких «там» или «здесь», а были только фонари и тишина.
Майка притихла. Насвистывать уже не хотелось, и она просто шла. Краска стянула кожу, и Майке казалось, что к ней приросло чужое лицо. Или, может, наоборот – то было чужим, а это ее настоящее?..