– Ну чего ты. Я же не упрекаю тебя, – вздыхала Мо. – Слушай! А давай навестим его? Ой, ты же еще не…
– Я нормально! Да нормально, говорю тебе!.. Смотри, – Дан вскочил с кровати и встал на руки.
Все поплыло – и комната, и пол, и ноги Мо, – и он чуть не грохнулся. Но, кажется, Мо ничего не заметила.
– У тебя очки упали, – сказала она. – А ты что, на руках туда пойдешь?..
Вениамин Иванович сидел на остановке. Перед его глазами все еще полыхали вспышки битвы, поэтому он не видел ни Проспекта, ни метели, пляшущей под фонарем.
Потом вспышки стали слабеть и слились со снежинками, сверкавшими, как блестки на шоу.
Он оглянулся.
Вокруг тонул в снегу ночной Город – его Город. Сзади чернело Управление.
«И что же было иначе на этот раз?» – думал он. – «Вроде бы ничего такого, все то же самое…» Но теперь внутри была не пустота, а теплое, почти горячее чувство, какое бывает, когда дочитаешь книгу до конца. Вениамин Иванович знал, что оно постепенно остынет, это чувство, но сейчас оно сверкало в нем, как Майкины щеки, хоть сама Майка и осталась там, в книге.
Он вздохнул и встал. Пора домой. Наверно, пешком, чтобы все осмыслить и побыть наедине с Городом, пока тот спит под снегом.
Вениамин Иванович поправил воротник, развернулся – и увидел, что он не один.
Вот те раз. Неужели?..
Он вглядывался в фигуру, скрюченную на другом конце скамейки, пытаясь высмотреть снежную бороду. Потом подошел поближе.
Фигура шевельнулась и подняла голову. Он подошел еще ближе, чувствуя, как внутри натягивается тот самый пузырь. Голова была кудрявая и без бороды.
Сюда не попадал свет фонаря, и Вениамин Иванович вглядывался, сколько было сил, в силуэт, тонувший в полумраке…
Незнакомка встала. Она выглядела еще молодой, хоть уже и далеко не девчонкой. Лицо ее было хрупким и усталым, как на старых картинах, и Вене казалось, что он где-то видел его, хоть и никак не мог вспомнить, где…
Море ухало и сердилось, нагоняя к берегу серую накипь. Здесь, под Резцами, обычно не было ветра, но сейчас он откуда-то пробрался и трепал страницы рукописи, будто хотел отобрать ее.
«А что? – вдруг подумал Иван Артурович. – Это мысль. И никаких тебе Лазурных Скрижалей, никакой цензуры… Все пишут в стол, а я напишу в море. Это гораздо почетнее».
Он вышел с рукописью на берег. Ветер вконец остервенел, будто почуял добычу, и бил наотмашь в мятые страницы. «Точно, как тогда, со шприцами, – нервно усмехался Иван Артурович. – Хотя… ведь дороже этой рукописи у меня нет ничего. Или мне так кажется? Ладно уж, хватит шутки шутить…»
…Он не хотел такого и не знал, как это получилось. Просто в какой-то момент стало ясно, что рукописи в его руках больше нет, и что она летит, хлопая страницами, как крыльями, и тонет где-то в снежном киселе.
Осознать то, что произошло, было трудно. Труднее, чем написать ее.
«Доигрался?» – вопрошал внутри кто-то ехидный.
Иван Артурович растерянно смотрел в метель. Долго смотрел, долго и вопросительно, будто она и вправду была в чем-то виновата.
Потом побрел в свою пещеру.
– Эгеге-е-ей! – донесся звонкий голос. – Ты тут?
Из-за скалы высунулась глазастая физиономия. Над ней – другая, в очках.
– А, – устало кивнул Иван Артурович. – Ну, как вы? Отошли уже?
– Чего это ты такой? Потерял, что ли, что-то? – невинным голосом спросила Мо.
– Я?.. Неважно, – вздохнул тот. – Так как вы? В норме?
– Неважно так неважно, – согласилась она. – Ну, ты не в настроении, я смотрю. Я к тебе еще потом зайду. А сейчас мне надо вот этого героя домой отвести, – она кивнула на Дана, который стоял, привалившись к скале, – а то такой ветрище… И чтоб не мрачнел мне тут, как кислятина, понял?
– Угу, – снова кивнул Иван Артурович. – Да. Естественно. Жизнь продолжается.
– Ну, до скорого тогда, – махнула рукой Мо и исчезла. «И скрылся в толще скалы…» – донеслось откуда-то из метели.
– Что?! – он выбежал следом.
Но уже не было ни Мо, ни Дана, – только ветер хлестал в лицо.
Иван Артурович хмыкнул и снова побрел в свою пещеру, с которой никак не мог расстаться, хоть в ней уже и не было никакой необходимости. Сел за стол, взял ручку, новый лист бумаги и долго, долго смотрел на него. Потом отложил.
Заварю-ка лучше чаю, думал он. Для Мо, когда она придет. Где-то у меня была облепиха… Иэх!
Он приложил руку к каменной двери, толкнул ее и скрылся в толще скалы.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Краткий словарь клетчанско-волянской терминологии, составленный Иваном Артуровичем по просьбам читателей