— Да что вы смотрите на меня, как на покойника! — рассердился Комлинский. — Я знаю, что вы думаете! Лезьте, смотрите сами! — и он быстро спустился.
На смену ему вскарабкались сразу трое с кирками. Кирки задолбили по льду. Деревяшкин, скалывавший лед на том месте, где Комлинский сделал свое открытие, действительно очень скоро под тонким слоем льда обнаружил нечто похожее на железную стену. Бураков, работавший несколько выше, нашел вмерзшую в лед доску.
Весь день, забыв про усталость и голод, пленники айсберга, повиснув на лестнице, цепляясь за уступы, с лихорадочной быстротой долбили лед кирками и плавили его гарпунами.
Весь день, забыв про усталость и голод, пленники айсберга, повиснув на лестнице, цепляясь за уступы, с лихорадочной быстротой долбили лед кирками и плавили его гарпунами.
По обе стороны от лестницы, начиная с десятиметровой вышины и дальше вверх, то на большей, то на меньшей глубине под неровностями льда обнаруживали они доски, железо и даже медь.
— Ну, надо же когда-нибудь остановиться! Нельзя без конца… Ледяной прииск от нас не уйдет! — заявил наконец Деревяшкин, швыряя сверху кирку на плот.
Остальные с ним нехотя согласились.
По дороге домой и за ужином наперебой обсуждали события дня. Не могло быть сомнения, что они нашли обломки раздавленного льдинами и вмерзшего в лед судна. Но много споров вызвал вопрос о том, как лучше всего извлечь и затем утилизировать эти обломки. Ковров поздно вечером резюмировал дискуссию.
— Товарищи! Зачем нам гадать? Ясно, что так или иначе мы обломки извлечем и используем. Насчет этого беспокоиться не приходится, надо лишь не забывать о лестнице и строить ее своим чередом. Наша задача — поскорее выбраться наверх для разведки.
На другой день Ковров разделил товарищей на две партии. Одна продолжала строить лестницу, другая занималась «раскопками». Общее возбуждение росло с каждым часом, с каждым ударом кирки. Вместо разрозненных обломков товарищи, скалывая лед, находили сплошную, почти неповрежденную обшивку какого-то судна.
— Может быть в самом деле во льду заморожен целый пароход? — впервые после Комлинского высказал общие чаяния Ковров.
— Пусть так, — согласился Бураков. — Но сумеем ли мы проверить, насколько цел этот пароход, пока всего его не вылущим изо льда?
— Я думаю, что мы найдем более легкие пути исследования, — возразил Осинский. — А я почти убежден, что это целый пароход. Припомните очертания айсберга — надо лишь удивляться, что никто из нас кроме Марина сразу не обратил внимания на рельеф ледяной стены. Вероятно, наш пароход долго носило течениями Ледовитого моря вместе со льдами, может быть вместе с этим айсбергом, на который его выбросило. Постепенно пароход обрастал со всех сторон льдом, пока айсберг окончательно не заключил его в свои объятия. И весьма вероятно, что эти объятия особенного вреда пароходу не причинили… если конечно его раньше не расплющили движущиеся льды.
— Погодите фантазировать, — замахал руками Жуков. — Раньше надо убедиться, что здесь действительно корабль, а не, скажем… одна восьмушка его. Вы кажется хотели предложить способ исследовать пароход, не вылущивая его.
— Способ такой. Если это корабль, то должна быть и палуба. А если палуба имеется, то искать ее надо подо льдом вон той обширной террасы, левее лестницы, — и больше нигде. Мое глубокое убеждение — мы попусту тратим время на обследование снаружи. Давайте примемся за палубу и постараемся проникнуть внутрь.
Предложение Осинского было немедленно принято. На террасе к тому же оказалось гораздо удобнее работать — не надо было висеть на канате. Дело пошло быстрее, хотя слой льда здесь был гораздо толще. В помощь киркам вначале несколько раз применяли огонь, раскладывая костры из тюленьего жира с деревянными обломками в качестве фитилей. Но Ковров энергично запротестовал против такой расточительности, предложив пользоваться вместо огня водой. Этот способ оказался не только более экономным, но и более радикальным.
Во льду просверливали замыкающийся ряд узких, глубоких отверстий. В эти отверстия наливали воду и плотно закупоривали их деревянными или металлическими пробками… Дальше вода работала сама. Замерзая, она расширялась, разрывала стенки своих вместилищ, и огромные глыбы льда, ограниченные трубками с «жидким динамитом» (так назвал эти приспособления Ковров), выламывались с треском.
На второй день работы на палубе добрались до люка. Это была торжественная минута. Открыл люк Ковров. Товарищи столпились кругом в немом молчании. Несколько голов наклонились над черной пастью трюма. Алфеев осветил ее карманным фонариков. Льда не было. Внизу блестели черные глыбы.