Несколько минут все трое молча стояли на месте.
— Ну, пойдем, — вздохнув, нарушил молчание Ковров. — Там сейчас еще много чего надо сделать. Сюда вернемся, когда закончим.
Возвратившись к «лазарету», они застали Деревяшки на за работой. Завхоз разбирал и методично сортировал то, что осталось от центральной гондолы. В одну сторону отложил груду металлических частей и деревянных планок, в другую — остатки оборудования, отдельно — инструменты. Бережно расставлял посуду, в особо почетном месте складывал продовольствие.
Вернувшиеся с разведки, несмотря на усталость, принялись ему деятельно помогать, и через двадцать минут все было разобрано.
Вез особого труда удалось широкое углубление «лазарета» превратить в закрытое помещение. Для этого устроили крышу из боковой стенки гондолы, загородив вход и приладив дверку. Затем зажгли две керосинки, и в «комнате» стало совсем уютно. Раненые зашевелились. Профессор Васильков очнулся и застонал. Метеоролог Осинский открыл глаза и сел.
— Лежать! — приказал Деревяшкин, готовивший на примусе суп из пеммикана. — До обеда на курортах полагается спать, а обед будет готов через четверть часа.
— И все ты врешь, Деревяшкин, — заявил, сбрасывая одеяло и решительно поднимаясь, механик Алфеев, — Во всех курортах «мертвый час» устраивают после обеда, а до обеда полагается моцион.
— Так-то во всяких других курортах, а в ледяном курорте все наоборот, понимаешь? Ну, чего встал?
— А чего лежать? Коли рука сломана, так и ходить разве нельзя? Не на руках ведь хожу. Говори, что делать то надо?
— Ну, если так хочешь, пойди помоги, — они там на улице продукты в магазин таскают.
Алфеев вышел «на улицу» и стал помогать складывать припасы в кладовую, вырубленную в нише ледяной стены. После обеда он вызвался подежурить.
— А чем же ты, однорукий, стрелять будешь, если, скажем, медведь привалит?
— Я вас разбужу.
— Ну, коли так, — ладно.
— Ни один медведь сюда не придет, если у него нет дирижабля, — сонным голосом отозвался Комлинский, устраиваясь на одеяле.
— Ну, почем знать, — ответил репортер Бураков, примащиваясь рядом с ним.
— Он вместо сиделки подежурит, — пояснил Деревяшкин. — Да смотри, через часок-другой разбуди меня.
Но Алфееву пришлось разбудить завхоза раньше. Пилот Марин начал бредить, а потом пытался встать и бежать от мнимых преследователей. Деревяшкин долго возился с ним, пока проснувшийся от шума Бураков не помог ему надежно запрятать Марина в спальный мешок. Дежурить теперь остался Бураков.
На другой день утром похоронили в ледяной могиле двоих — первого пилота и радиотелеграфиста, взгромоздив у них в головах ледяную глыбу вместо памятника. После этого все «ходячие» стали рассортировывать имущество средней и задней гондолы. Задняя гондола была мало повреждена. Правда, большинство приборов оказалось испорчено, но мотор остался почти невредимым. Особо ценные вещи запрятали в ледяные кладовые, завалив их тяжелыми глыбами льда. Уцелело около тонны горючего и девять заряженных аккумуляторов. Пищевых продуктов при полуголодном пайке могло хватить недель на пять. Из оружия сохранилось восемь винтовок, более тысячи патронов. Имелось несколько лопат и пил, десяток мотыг, семь пар исправных лыж и две пары таких, которые легко можно было починить.
— Что-то больно много добра привезли на новую квартиру, — вздохнул Деревяшкин. — Надолго, видно, приехали.
— Добра-то надо бы побольше, не хватит, — ответил Комлинский. — Чтобы через полтора месяца не положить зубы на полку, надо поискать зверья.
После обеда решили обследовать ледяное ущелье. Ковров отправился вверх. Бураков с механиком Комлинским пошли вниз. Каждый из них вооружился винтовкой и мотыгой.
Комлинский с Бураковым, подойдя к остаткам передней гондолы, второй раз исполнили роль могильщиков. Потом отправились дальше. Больше часа шли они по довольно ровному льду. В стенах — ни одного пологого места или такой трещины, через которую можно было бы выбраться наверх. Везде отвесный лед.