Наэлектризованная докладом Комлинского колония пленников ледяного фиорда с удвоенной энергией принялась за постройку лестницы. Исключение представляли трое: механики Гаврилов, Комлинский и Марин. Гаврилова зачислили «специалистом по радио», хотя особыми познаниями по радиотехнике механик похвастаться не мог. Целыми днями возился он с перепутанными и поломанными частями найденного на пароходе радиоаппарата, отверженно и терпеливо стараясь соединить воедино как обрывки познаний, оставшихся от давней поры его кратковременного радиолюбительства, так и обрывки перержавевших проводов на катушках. Комлинский дневал и ночевал в котельной. Марин… Марин ничего не делал. Иногда, не сказываясь, уходил на несколько часов вверх по ущелью.
Наконец последнее звено лестницы было подвешено. Для этого случая специально пригласили Комлинского. Механика пришлось чуть ли не силой тащить из глубины трюма, чтобы предоставить ему честь первым ступить на вершину айсберга. Увлекшись новой затеей, Комлинский стал совершенно равнодушен к первому своему детищу — лестнице. При гробовом молчании товарищей он быстро поднялся вверх и, тщательно укрепив под верхней гранью стены поданное ему последнее звено, воткнул гарпун в вершину айсберга древком вверх. Потом подтянулся и стал на лед рядом с гарпуном.
Комлинский стал на лёд рядом со своим гарпуном.
Силуэт его фигуры впервые за время заключения в ледяных стенах фиорда четко вырисовался на фоне неба.
Раздался взрыв аплодисментов. Механик поднял руку.
— Море! — крикнул он вниз. Новый взрыв аплодисментов, и фигурки внизу засуетились; один за другим стали подыматься наверх. Скоро все, кроме Марина, тесно сгрудившись, стояли на бугристой вершине айсберга.
Свет солнца, немощно выглядывавшего краешком из-за горизонта, казался нестерпимо ярким, простор — головокружительно необъятным. Внизу была узкая полоска воды, а дальше — бесконечное ледяное поле. Беспорядочное нагромождение торосов чередовалось со сравнительно ровными поверхностями. Местами, просвечивая сквозь клубы пара, жирными кляксами темнела открытая вода. Васильков оглядывал в единственный бинокль ледяные поля, потом обернулся назад, осмотрел ледник. Всю его поверхность рассмотреть не удалось, — айсберг был ниже боковых стен ущелья. Однако теперь не могло быть сомнения, что это небольшой островок: кругом до самого горизонта развертывалась однообразная панорама бесконечного нагромождения льдов.
Васильков случайно направил бинокль вниз, в полумрак ущелья. Что-то там его заинтересовало. Несколько секунд внимательно смотрел, потом покачал головой. — Что? Любуетесь нашей ледяной тюрьмой? — спросил Жуков.
— Да, любопытно взглянуть сверху. — грустно сказал Васильков и, передав бинокль Жукову, попросил его рассмотреть ледяное поле. Профессору не хотелось портить товарищам настроения, и он ничего не сказал о том, что творилось внизу. Впоследствии он об этом пожалел.
Васильков увидел Марина, и странное поведение его заинтересовало профессора. Пилот стоял на наиболее освещенном месте — на узком выступе стены ущелья над ледяным домом. Задрав вверх голову, он смотрел на группу своих товарищей. Потом с внезапной энергией погрозил в их сторону кулаком и поразительно легко соскользнул со стены вниз…
Обследованием острова в силу одного обстоятельства пришлось заняться гораздо тщательнее, чем сначала это предполагали сделать.
Ранним «утром» следующего дня все население ледяной колонии забралось опять наверх. Связавшись веревкой и вооружившись острыми палками и топорами, начали переход с айсберга на островок. Айсберг плотно припаялся к его обрывистым берегам ледяной перемычкой в несколько шагов шириной. Пришлось прорубить лишь несколько ступенек, и затем всей группе удалось довольно легко взобраться наверх. После небольшого подъема открылось совершенно ровное пространство сверкающего льда.
Далеко ходить не пришлось. Беглый осмотр биноклем окончательно убедил товарищей в том, что они находились на островке, несколько вытянутом в длину в направлении ущелья. Площадь островка не превышала тридцати-сорока квадратных километров. По строению своему островок представлял собой изрезанную фиордами груду высоких утесов. Полярные льды покрыли его непроницаемой броней, и островок казался гигантской глыбой сплошного льда с совершенно отвесными краями.
Тут же, на зеркально отполированной ледяной площадке устроили летучее совещание. Практический вывод из обследования был таков: левая, северо-западная спайка айсберга с островным льдом оказалась настолько тонкой, что ее представлялось возможным пробить и без помощи «голубого угля» и без особых хлопот вытащить летом через образовавшуюся брешь лодку. В тот же день устроили на острове сигнальные знаки — на случай появления аэроплана спасательной экспедиции. На вершине айсберга укрепили гигантский красный флаг; разведенной в воде сажей вырисовали на ледяных полях огромные пятиконечные звезды.
Поздно вечером, собираясь на обед, обратили внимание на отсутствие Марина. Никто его не видел с утра. Тщательно обыскали весь фиорд, обшарили все закоулки парохода, кричали, звали, — никто не откликался.
— Очевидно пока мы спали, он ушел вверх по лестнице, — высказал кто-то нерешительное предположение.
В это время Деревяшкин сообщил, что у него исчез один примус, бидон с керосином, кое-какая посуда, немного съестных припасов.
— Полное снаряжение. Видно бедняга решил уйти один пешком. Но беспокоиться нечего. Все равно с острова ему некуда уйти.
На следующее утро всей колонией опять поднялись наверх и прорубили во льду лестничный подъем на другой берег ущелья.
На каждую половину разрезанного пополам фиордом острова ушло по четыре человека. Несколько часов обе группы неустанно бродили по ледяным полям, осматривая все, что можно было осмотреть. Попадалось много глубоких щелей, открыли несколько широких ущелий, дно которых осмотреть не удалось. Труднее всего было исследовать поверхность айсберга. Середина его и особенно наружный край были загромождены недоступными ледяными пиками, пещерами и провалами. Но и там пролезали всюду, куда представлялась хоть малейшая возможность проник путь. Однако никаких следов Марина не нашли.
Изнеможенные и с испорченным настроением, решили вернуться домой. И тут, на ледяной площадке, балконом свисавшей над мором Бураков увидел клочок материи. Репортер поднял его и показал Осинскому.
— Да… это от его башлыка… — пробормотал метеоролог.
Заглянув вниз, Бураков увидел на выступе льда другой клок башлыка Марина. С другого места удалось в бинокль рассмотреть далеко внизу, на остром льду у самой воды небольшую темную груду.
— В лепешку… — пробормотал Осинский ни растерянно посмотрел на товарищей.
Теперь уже ни у кого не оставалось сомнения, что Марин взобрался наверх, сорвался и разбился.
IX. Ночной вор
Несколько мгновений пленники ледяного фиорда провели в тяжелом молчании. Было ясно: спускаться на лед с айсберга теперь уже не имело никакого смысла. Упав с такой головокружительной высоты на лед, Марин безусловно погиб. Для того лишь, чтобы убрать его останки, пришлось бы сделать новую лестницу или немедленно заняться пробиванием бреши. Между тем предстояла срочная и очень напряженная работа по постройке моторной лодки. Дни становились все короче, с неумолимой быстротой приближались осенние сумерки, а за ними — беспросветная полярная ночь на долгие месяцы.
Размеры моторной лодки рассчитали так, чтобы она свободно могла поднять всех людей и запасы продовольствия на несколько месяцев, быть легкой, прочной и способной двигаться как по воде, так и по снегу. План был такой: сделать два плоскодонных дощатых остова, вставить один в другой, а между ними уложить слой просмоленной материн. Снизу укрепить полозья. При обилии материала (доски доставали на пароходе) и «технических сил» нетрудно было разрешить вопрос об установке мотора и съемной мачты с парусами. Главная трудность заключалась в том, чтобы самую громоздкую часть работы — постройку корпуса лодки — закончить до наступления темноты. Надо было торопиться.