— Я каждый день думаю о нем! Я думал о нем задолго до того, как выбрал себе жену, я думал о нем с детства, думаю и теперь. О нем думали за меня и всегда вместе со мной отец, дед и прабабка. Не могли же мы ошибиться! Разве мы ошибались до сих пор? Разве отец не был послушным рабом сына и не отдавал ему всю силу своих мыслей? Мы все ждали его и подготовляли его жизненный путь своими жизнями. Мы все вложили себя в него, в моего сына, потому что все мы должны быть лишь ничтожным началом. Не может же он обмануть наших ожиданий! Он должен заключить в себе и возвести в бесконечную степень накопленную нами силу!..
Я сидел подавленный, затихший, как мальчик под копной в грозу. Я не ожидал такого взрыва от сдержанного Георга.
Он быстро повернулся ко мне. Страдальческое выражение его побледневшего лица сделало его почти неузнаваемым.
Некоторое время мы сидели молча. В воздухе было душно.
— Твой сын нездоров? — спросил я.
— Боюсь, что он не оправдает моих надежд, — пробормотал Георг.
— Надежд? Ты ведь говоришь о младенце. Не мог же он родиться сразу взрослым и вашим двойником!
— Он должен был родиться не обычным ребенком, — ответил он, — это наша общая черта.
Мы молча направились к дому. Небо было закрыто тяжелыми тучами. Вдали поблескивали зарницы.
У дверей дома Георг пожелал мне спокойной ночи.
— Ты прав, — сказал он, — может быть, мы перетянули струну, — и он быстро ушел в темноту двора.
Я тоже не вошел в дом и стал бродить по парку. Нарастал ветер. Шум леса заглушал все звуки. Стало совсем темно. У заднего углового выступа дома с необычайно широким окном, поблескивавшим при вспышках зарниц, я стал под елью, спиной к дому. Вниз крутыми темными уступами сбегал бесновавшийся у моих ног лес.
Мне нравилось стоять в шуме и темноте — немного смягчалось смятение, поднятое во мне Георгом. Его слова еще звучали у меня в ушах. Эти тучи и ветер, эти сгибавшиеся там внизу деревья под порывами страшного ветра — напоминали мне бурное отчаянье Георга.
Я оглянулся на дом. Вспыхнула ослепительная молния. В нескольких шагах от меня стоял Георг, глядя на окно детской.
Снова нестерпимо яркая молния осветила его. В этот момент он медленно отвернул лицо от широкого окна и ушел. Меня он не заметил.
На нас обрушилась темнота, и с ней прорвался протяжный грохот грома.
Когда я пробежал несколько сажен, чтобы укрыться под более густой пихтой, я уже промок до нитки. Вслед за этим-широкое окно раскрылось, и под дождь высунулся кто-то в белом.
— Подойдите сюда, — услышал я голос жены Георга, — все равно вы уже промокли… Хотя… — прервала она себя, и прежде чем я успел подбежать к окну, она уже спрыгнула на землю.
— Он ушел? — спросила она и тотчас сама себе ответила: — Конечно, ушел. Я чувствую это. Я его присутствие чувствую издали. Сжальтесь надо мной, помогите! Вы думаете, я не знаю, что в сердце Георга буря? Недаром я прожила полтора года в этом доме… Он просил вашей помощи, чтобы отвлечь меня. Теперь я прошу ее для себя. Сегодня он неожиданно обнаружил, что сын его— обыкновенный человек. Он в отчаянии. Бежим скорей в дом, он сейчас в детской! Я это чувствую. Скорей, скорей! Боюсь — он что-нибудь сделает…
Мы вихрем промчались ближним коридором и влетели через боковую дверь в детскую. Георг сидел у кроватки, опустив голову на руки в зловещей неподвижности. Не оборачиваясь, он сказал глухо:
— Не бойся, я ничего не делал.
Потом — ко мне:
— Эта женщина ошибается. Ее сын родился не обыкновенным человеком, а полным, безнадежным идиотом! Посмотри на его череп! Это ведь обезьяний череп…
Георг встал и, как раненый зверь, заревел на весь дом:
— Как я мог не видеть сначала! И я еще надеялся! Как это вышло?! Мой сын — идиот!!.
Мать, судорожно прижимавшая к себе ребенка, упала без чувств на пол.
Я подхватил ребенка, уложил в кроватку и сказал Георгу стараясь в то же время привести в чувство его жену.
— Но ведь у вас могут быть еще дети.
— Еще?! Ты ничего не понимаешь. Вся наша система строилась на первом и последнем — на единственном сыне. Больше одного у нас не бывает!
И, не дав мне ответить, он быстро вышел.
В конце концов помощь моя, действительно, понадобилась, чтобы сопровождать мать с ребенком в Москву.
Когда мы утром в тряской телеге отъехали с версту от дома, Нина Дмитриевна, облегченно вздохнув, обернулась. Я тоже оглянулся. Столб дыма подымался над тем местом, где была избушка.
— Кристалл заливается водой, — сказала Нина Дмитриевна.
— Куда же они уедут? — спросил я.
— Не знаю, — равнодушно ответила она, — ведь в их распоряжении вездеход.
Якут тоже посмотрел назад и, видимо, желая пояснить, что ничему, происходившему там на горе, не стоит удивляться, невозмутимо сказал:
— Там много злой уор. Но Гуорга хороший кузнец. Ах, Гуорга великий шаман!..
Нина Дмитриевна, знавшая формулы, необходимые для наращивания кристалла, категорически отказалась их мне сообщить, так же как и те сведения об N-лучах, которые могли бы мне помочь продолжать опыты.
— Я сообщу вам эти сведения при одном условии — если Георг ошибся и мой сын окажется здоровым человеком, — сказала она, прощаясь со мной в Москве…
Через год волна пролетарской революции подняла на вершину жизни самосознание трудящихся масс. И я снова вспомнил Георга… Где он теперь? Живы ли они все? Ведь они ждали этого дня, чтобы отдать трудящимся свои открытия.
Почти год я не встречался с Ниной Дмитриевной. Правда, первое время после возвращения в Москву я к ней несколько раз заходил, но мои посещения, по-видимому, всякий раз будили в ней с новой силой тяжелые воспоминания и мрачные мысли. Чтобы не быть ей в тягость, я перестал ходить.
Теперь я снова пошел к ней…
Некоторое время нерешительно стоял перед дверью:
«Стоит ли тревожить?»
За дверью послышались смех, беготня. Я постучал.
Открыла Нина Дмитриевна. Но это был уже совсем другой человек. «Дремой» ее сейчас никак нельзя было назвать. Радостное удивление, приветливая улыбка на ее прекрасном помолодевшем лице без слов сказали мне, что печаль забыта. Не успел я поздороваться, как маленький мальчик стремительно подбежал ко мне, схватил за край пальто и звонко крикнул:
— Дядя! Иди…
Я поднял мальчика высоко вверх, в восторге пробежался с ним несколько раз по комнате, опрокинув по дороге стул и сломав трубу железной печки, потом передал его Нине Дмитриевне.
— Да ведь это прелестный ребенок!.. И поразительно похож на вас…
Нина Дмитриевна улыбалась.
— Да, Георг не мог допустить, что он в чем-нибудь ошибся. Ребенок оказался непохожим на него, и он решил, что мальчик вообще не похож на человека. Но вы на меня не обижайтесь, — добавила она, немного помолчав, — если я вам отдам обещанные мной формулы лишь года через три. Он тогда меня так напугал, что я до сих пор не верю своему счастью, хотя каждый день меня убеждает, что мой мальчик — вполне здоровый и нормальный человечек…
Биография
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ЖЕЛЕЗНИКОВ родился в 1899 году в городе Минске. Много лет активно сотрудничает в журнале «Всемирный следопыт», печатает на его страницах очерки и рассказы.
Библиография издания
Николай Железников. Голубой уголь. Роман. Рисунки А. Шпира.
«Вокруг света» 1930 №№ 01–08 (М).
Николай Железников. Блохи и великаны. Рассказ. Рисунки А. Шпира.
«Вокруг света» 1929 № 18 (М).
Николай Железников. В прозрачном доме. Рассказ. Рисунки С. Лодыгина.
«Всемирный следопыт» 1928 № 07 (М).
