— Пойдем-ка вон туда во двор, на скамье посидим. Наш разговор в несколько минут не уложить.
Озадаченный, Агафон покорно шел за мной следом. Даже не понукал больше, когда мы сели.
— Чтобы все как следует понять, надо самому эту книгу прочесть. Причем очень внимательно! Но самое главное я все же попробую растолковать.— Я опять сделал паузу, чтобы мой собеседник-тугодум настроился слушать.— Если человек всерьез, очень настойчиво, займется аутотренингом, то сможет устранить всяческие неполадки в самом себе.
— То есть? — В глазах Агафона начала проясняться мысль.
— Как ты сам не понимаешь? Таким способом можно и от заикания избавиться... или, во всяком случае, попробовать.
Слово «заикания» я произнес с опаской, хоть перед тем и сделал такое основательное предисловие.
- Ты это всерьез?
- Сам подумай: кто решится о таком толковать с тобой не всерьез?
- А как это... попробовать?
- Ты заметил, конечно, за собой: когда с ребятами общаешься, то почти что не заикаешься? Но стоит тебе начать урок отвечать...— Я не договорил.
- Ну да, потому что психую, когда к учительскому столу выхожу... Значит, надо внушить себе, что я их не боюсь?
- Как бы поточнее сказать? Надо научиться как можно свободнее держать себя. (Можно, наверное, было прибавить: вот как сегодня, когда ты по истории отвечал, хоть учитель сам все испортил. Но не хватило решимости.) Когда ты выходишь к учительскому столу, то только об одном думаешь, одного боишься: сейчас опять начну заикаться. Слишком уж желаешь избавиться от своего недуга! Ведь верно? А надо перехитрить свое подсознание, позволить себе заикаться.
Для начала было сказано более чем достаточно. Я искоса поглядел на Агафона: каково же сейчас его бедной головушке?
- Ну наговорил ты мне!..
- Чтобы как следует все понять, надо самому эту
книгу прочесть, и не один раз. Завтра же принесу ее тебе.
Я нарочно не спросил, надо ли приносить. Из-за привычного упрямства он мог бы отказаться. Несколько минут, уставившись в одну точку, Агафон молчал, как бы не замечая, что я сижу рядом. Не меняя позы, вдруг спросил:
— А знаешь, как я заикой стал? В детстве, когда мне было неполных четыре года, родитель испугал. Сам я не помню, мать рассказывала.— Помолчав немного, прибавил: — Родитель у меня алкоголик.
Я попросту онемел от такого признания. Впрочем, Агафон и не ждал от меня слов сочувствия. Помолчав опять — я даже шелохнуться остерегался,— задал новый вопрос:
- Небось не испытал, что это такое — родитель-алкоголик? К тому же еще и буян.
- Нет.
- Счастье твое. Давно бы я стреканул куда глаза глядят из нашего города, да мать жалко: забьет он ее без меня.
Я решился подать голос.
- Говорят, от алкоголизма лечат.
- Говорят, кур доят! — грубо ответил Агафон.— Мой родитель дважды лечился, каждый раз только злей становился.— Он упорно называл отца родителем.— В какие только передряги по пьянке не попадал, даже под трамваем побывал.
— Но если так безнадежно, почему бы от него не отделиться? Квартиру разменять.
— Не такая у нас квартира, чтобы разменивать,— восемнадцать метров плюс соседи. Но главное в матери. Бабы ведь дуры! Надежды ни на грош, а они все равно на что-то надеются. К тому же еще он угрожает: убью, если бросишь меня. И убьет, рука подымется.
У меня и слов больше никаких для Агафона не находилось. А ведь они должны, непременно должны быть, эти спасительные слова! Мне вдруг отчетливо представилась вся разница между моей жизнью в родительском доме и кошмарной жизнью Агафона... Нет, не разница, а непроходимая пропасть!
Агафон не стал дожидаться, что я ему скажу. Резко поднявшись, хмуро кинул:
— Пора по домам. Разнюнился тут перед тобой...
И — впервые за этот год — я подумал: оказывается, есть горе горше моего.
4
Тетя Агния, воспользовавшись очередной годовщиной своей свадьбы с Валерием Петровичем, снова созвала гостей.
В субботу вечером, зайдя ко мне в комнату, сообщила об этом событии и безо всяких обиняков заявила:
- Надеюсь, дружочек, ты будешь полюбезней с Машенькой. Понять не могу, чем она тебе не угодила! Прехорошенькая, нрава самого подходящего: добра, простодушна, наивна даже. В наше время это редкость.
- Да мне-то что до того! Не думать же мне, в самом деле, о женитьбе в семнадцать лет.
Тетя Агния присела на краешек дивана.
- О женитьбе думать, конечно, рановато. Но об избраннице — в самый раз, дорогой.
- Не улавливаю разницы.
- Нечего и улавливать! У тебя на лбу написано, что рано женишься. Первая же девушка, в которую ты влюбишься, твоей женой станет. (Прошлый раз выразилась грубей — «окрутит».)
- Не пойму, хорошо это или плохо, на ваш взгляд?
-А это какова девушка окажется. Если посчастливится, хорошая, любой тебе только позавидует. Что же тут плохого, если мне хочется, чтобы ты с хорошей девушкой познакомился? Насильно ведь тебя никто женить не будет.
- А как же тогда с институтом, если я рано женюсь? Ведь без высшего образования вы моего будущего себе не представляете. Ребенок может родиться.
Тетя рассмеялась.
— Только всего и заботы?! Да учись себе на здоровье хоть десять лет подряд, ребеночек не будет вам помехой. Возьму его на полное свое обеспечение.
Вот так тетя Агния себя и выдала.
Вчера у них опять была размолвка с Капитолиной Даниловной, которая упрекала тетю Агнию в эгоизме, все мыслимые сроки проходят, а ее сноха все никак не соберется дитем обзавестись.
- Кажется, тетя, я понял, почему вы так настойчиво мне эту девушку навязываете. Это вам самой нужно, чтобы я поскорей женился, ребенка на свет белый произвел. Может, тогда и уладилось бы у вас со свекровью.
- Мальчишка!..— Вся вспыхнув, тетя Агния вскочила и направилась к двери.
На пороге приостановилась:
- Прикажешь позвонить Аничкиным, отменить приглашение?
- Зачем же? Наверное, это будет Неудобно. Обещаю быть любезным с Машенькой.
К назначенному часу — пятнадцати ноль-ноль — гости почти все собрались, не было только Аничкиных. Все солидные семейные пары, преимущественно из торгового мира — были тут товаровед из универмага, заведующий городским торгом, работник какого-то склада. Для разнообразия, наверное, был приглашен врач областной больницы — коллега Валерия Петровича. Впрочем, кто из них кто, я узнал позже, от тети Агнии.
Обнаружилось, что нет «самого главного», горчицы, и меня срочно откомандировали в магазин, Когда я возвратился, стол был полностью накрыт — просто ломился от всевозможных яств. Мужчины курили на кухне, пуская дым в открытую форточку, женщины оглядывали друг на дружке туалеты, мельком интересуясь: где ты вот это достала? Разодеты были, как на выставке мод.
Но куда этим расфуфыренным модницам было сравниться с тетей Агнией!
Вроде бы и материал ничуть не лучше, чем у них, и в фасоне ничего особенного нет, а платье казалось на ней особенным. А все потому, что у тети Агнии искусные руки, и хоть сама она шила себе платья редко, зато непременно их переделывала или усовершенствовала. Из магазина ли приносила, от портнихи ли — все равно.
И во всем остальном их превосходила. Остроумием, умением веселиться, спеть может под гитару не хуже артистки. В этот раз я хорошенько в нее вгляделся и был просто восхищен.
Только почему ее гостьи считают, что она «благородных кровей»? Ведь мама — ее родная сестра, а я ни разу от нее этого не слышал. Впрочем, если тетя Агния и придумала себе такую необыкновенную биографию, то и это мне даже нравится. Когда у человека работает воображение, разве это плохо?
Гордится своим редким красивым именем, сама об этом на прошлом празднестве сказала, когда ее день рождения справляли. Мне тоже оно нравится; во всем городе, наверное, больше не сыщется женщин с таким именем. К тому же оно очень по ней. Я заметил: имена людей им иногда совсем не подходят, но чаще, будто вывески, определяют содержание.