— Мы каждый самострел впятером натягиваем, а потом уже берем себе.
Затем он поманил Валерку, поднялся на цыпочки и что-то зашептал ему на ухо.
Валерка рассмеялся:
— Он стесняется. Говорит, что не знает, чем кормить гостя… Это не гость, Василек.
— У… — тихонько сказал Братик и слегка толкнул Валерку в бок. Потом с лукавинкой глянул на меня и убежал за серую дерюжную занавеску. Сначала он притащил и бухнул на стол чугунный горшок — по стенкам посудины стекали капли молока. После этого принес громадный поджаристый каравай. Прижимая хлеб к майке, Братик широким Валеркиным ножом стал отрезать большие ломти. Ух как я захотел есть!
Мы поужинали за круглым столом, неизвестно как попавшим в эту лачугу (богатый был стол — с инкрустацией и витыми ножками, — только очень старый и скрипучий).
Когда ужин подходил к концу, из окна в комнату бесшумно прыгнул рыжий усатый зверь. Сел у стола, зажмурился и замурлыкал с громкостью включенной стиральной машины.
— Это Рыжик? — спросил я. — Такой вымахал?
— Ага… — сказал Братик. — У, бродяга. Опоздал, а теперь попрошайничаешь.
Он стал кормить нагулявшегося Рыжика, а мы с Валеркой легли на широкий топчан, застеленный белым войлоком. Таким же войлоком укрылись. Он был очень легкий и шелковистый.
Братик задул плошки и полез между нами.
— Ну-ка, раздвиньтесь. Все заняли, какие хитрые… — Он уже не стеснялся меня.
— Ты лягаешься во сне, — сказал Валерка. — Ложись у стенки. Тогда хоть я один буду страдать.
— Ага, у стенки… Там пауки-косиножки ходят, я их боюсь.
— Наш храбрый барабанщик…
— Подумаешь… А ты боишься с большого моста нырять.
— Ябеда, — ласково сказал Валерка.
На лежак прыгнул Рыжик, долго возился у нас в ногах, наконец устроился и заурчал.
Я зажмурился, и на миг показалось, что я в деревне у бабушки и ночую на сеновале с Алькой Головкиным и Мишкой Масловым — одноклассниками и друзьями детства. А в ногах — беспризорный, но любимый кот Жорка.
Я опять открыл глаза. И только сейчас в яркой полосе лунного света заметил на стене два рисунка. Их сделали углем на штукатурке. Слева был портрет усатого Рыжика — смешной и очень похожий. Справа и повыше — парусное судно. Хорошо нарисованный корабль, вроде испанского галеона, только с более низким корпусом. Паруса были надуты пузырями, а из-под форштевня крыльями разлетались волны.
— Кто это рисовал? — спросил я.
— Василек, — сказал Валерка. — Хорошо, да?
— Ладно тебе… — шепотом сказал Братик.
— Здорово нарисовано, — сказал я. — А я и не думал, что у вас есть такие корабли.
— Были, — со вздохом сказал Валерка. — А сейчас порт опустел, корабли гниют у причалов.
— Почему?
— Все боятся, что волны разобьют дамбы и весь берег будет затоплен…
Братик вдруг зашевелился и сказал мне тихонько:
— Знаешь, мы когда вернулись, хотели пойти в моряки. А кораблей нет.
— Но почему? Почему не чинят дамбы, зачем все бросили?
Валерка ответил с сердитой усмешкой:
— Некогда. Эра Багровых Облаков. Все воюют…
Я не помню, долго ли шел ночной разговор. Но утром я уже многое понимал. Знал, что население Города разбилось на две враждующие группы и каждая обвиняет противника в неумеренной жажде власти и нежелании работать. Вожаки хотят получить важные посты, а простые горожане бьются кто за что: за право торговать без налогов, за право строить дома на месте развалин, за какие-то почетные звания и еще — для того, чтобы отомстить за полузабытые старинные обиды. А многие — видимо, просто по привычке и чтобы не осудили сограждане. Что поделаешь, сражения предсказаны Книгами, и даже Великий Канцлер не в силах их предотвратить.
Разбились на две партии и мальчишки. Пошли в барабанщики к старому герцогу по прозвищу Большой Зверь и в факельщики к вожакам цеха оружейников. Для них это было вроде игры — опасной и увлекательной. Сначала… Но пришлось хоронить отцов, а потом факельщики и барабанщики встречались в одной школе. Когда горе, то не до игры. А для серьезной вражды не было уже сил. Случались, конечно, бои и даже кровь, но никто не знал толком, за что дерется. А Утренняя площадь, где когда-то стояли кукольные театры и карусели, зарастала сорняками. А факелы и барабаны были слишком тяжелы… Потом случилась Стена, и кто-то из факельщиков вдруг спросил: “А наша очередь — когда?”
Их учили в школе слушаться Книг, но не все мальчишки прилежные ученики. И кто-то в первый раз начертил на доске угловатую спираль, рассеченную прямым ударом: старинный знак “преодоленного времени”. Теперь этот знак приобрел другой смысл: “Разбить предсказание Белого Кристалла”. Взрослые — те, кто о чем-то догадывался, — грустно смеялись: разве можно изменить законы Книг?