— Тик, ну как не стыдно, — сказала Данка. Впрочем, без особой строгости. Алька весело растопырил ресницы. Игнатик потупился, затеребил шортики и произнес Алькиным голосом:
— Я исправлюсь.
Яр хотел спросить, как это Игнатик сумел устроить такие шуточки, но Алька очень ехидно поинтересовался:
— Чита, тебя щекотали русалки?
— Нет, — хладнокровно сказал Чита.
— А откуда ты знаешь, как хохочут, если они щекотят?
— Липучка, — сказала Данка.
— Говорят, раньше русалки водились под обрывом у крепости, — сообщил Игнатик и пристроился к Яру. Взял его за рукав.
— Мало ли что говорят, — возразила Данка. — Тебе что ни скажи, ты всему веришь… Знаете, Яр, он просто до ужаса доверчивый. Сам такие штуки умеет делать, а верит всему, что ни скажут.
— Ну и что… — слегка надулся Игнатик. И поплотнее взялся за рукав Яра.
Яр благодарно посмотрел на его белобрысую макушку и спросил:
— А что за крепость?
— Старинная, над рекой, — объяснила Данка.
— Пойдёмте купаться к крепости! — оживился Алька.
— Только надо купить что-нибудь поесть, — рассудила Данка. — Через час вы запищите от голода… Тик, сколько осталось копеек?
Игнатик вытряхнул из кармана какие-то бумажки, огарок свечи и две монетки. Данка недовольно сказала:
— Зачем ты свечку-то с собой таскаешь? Смотри, от неё на кармане сальное пятно.
— Подумаешь…
Они шли по старой улице с двухэтажными домами. Вдоль потрескавшихся асфальтовых тротуаров цвели высокие тополя. В безветрии медленно падал тополиный пух. Тик сдувал его с большого белого каравая, который купил в подвальчике с вывеской "Хлеб и мука".
По тряской мостовой, позванивая, проскакивали мальчишки-велосипедисты. Почтенные пенсионеры в парусиновых пиджаках прогуливали пуделей и болонок. Псы морщились и чихали от пуха. Машин почти не было, протарахтел только голубой грузовичок, он вёз на прицепе бочку с квасом. Двое загорелых ребятишек в красных трусиках катили по дороге громадную камеру от автомобиля — тугую и блестящую. Она звонко прыгала на булыжниках.
— Нам бы такую, — вздохнул Алька. Тут же отвлёкся, завертел головой. — Ой, смотрите, фотография!
— Ну и что? — строго сказала Данка.
— Автоматическая же! Можно сняться и сразу карточки получить.
— Вечно ты выдумываешь. Зачем?
— На память Яру, — хитро сказал Алька.
— А в самом деле! — обрадовался Яр. — Давайте!
Он подумал, как здорово будет сохранить снимок этой замечательной компании. На память о чуде, которому он уже перестал (почти перестал) удивляться. По крайней мере, останется доказательство, что это было.
— А деньги? — спросила Данка.
Игнатик показал четырёхкопеечную монетку.
Они вошли в полутёмный фанерный павильончик. Плоский жестяной клоун у стены приподнял шляпу и задрыгал ногами. Над ним зажглась надпись:
Опустите 4 копейки
и встаньте перед объективом
у черты
— Дай, я опущу! — Алька толкнул монетку в щель старинного аппарата рядом с клоуном. Аппарат был нарисованный, а объектив у него — настоящий.
Все торопливо встали у белой полосы на полу. Яр оказался посередине, Алька слева, Игнатик справа, Данка и Чита по краям.
— Перестань читать, — сердито сказала Данка.
В это время зашипело, вспыхнул магниевый свет, все вздрогнули, Алька подпрыгнул и захохотал.
Через полминуты глаза опять привыкли к сумраку. Тогда зажглась новая надпись:
Подождите
А ещё через минуту:
Получите!
Клоун опять задрыгал ногами и поднял шляпу. Из щели под нарисованным аппаратом выскользнул на столик фотоснимок размером с открытку. Алька подхватил его, а клоуну снисходительно сказал:
— Спасибо.
На улице карточку подробно рассмотрели. И одобрили. Все получились похожие и весёлые. Только Чита всё-таки смотрел в книгу.
— Ну и ладно. Иначе это был бы не Чита, — заметила Данка и отдала снимок Яру. Он положил его во внутренний карман вельветового пиджака. При этом он заметил, что в кармане есть не то плоский бумажник, не то твёрдый конверт. Но тут же забыл.
Улица вывела на речной обрыв.
Река была широкая, с желтоватой водой, с толчеёй плотов у противоположного низкого берега. На том берегу толпились домишки слободы. За слободой тянулись луга и синели рощицы. Над ними висели светлые груды облаков.