— Он каждому пассажиру отпускал шуточки.
— Он счел, что «Ковчег» достоин двух якорей в категории «А».
— Ну, он и меня не пропустил.
— Два — это, конечно, еще не три. Но тоже неплохо…
— Вы, говорит, чертовски складненькая, даже складнее, чем талонная книжечка, и уж куда пухлее, чем проездной билет.
— Конечно, за два якоря мне придется платить налог повыше, но ведь престиж дороже.
— Ну вы даете! Ну вы вообще!.. — вот так я ему и отрезала.
— Он отметил одну вещь…
— Но на меня все равно смех напал.
— Вы, говорит, называете это «Ковчегом», а на борту нет ни одного животного, вот парадокс! — Это верно, — ответил я ему, — но на каждый парадокс есть свой ортодокс. — Ладно, ладно, — это он мне, — мое дело было сказать. — А я ему: — И мое тоже. — С тем он и ушел. Он остался доволен собой, а я собой. В общем, если не считать еды, денек выдался вполне удачный, правда, он пока не кончился. Всякое еще может случиться.
— Этот тип… он мне нравится.
— Кто, инспектор?
— Кондуктор четыреста двадцать первого автобуса.
— Да там их небось не один и не два.
— Тот, с кем я познакомилась.
— Ну, я-то с ним не знаком.
— Я же тебе только что рассказала.
— Так тебе не интересно, что «Ковчегу» присвоили два якоря в категории «А»?
— Есть чему радоваться! Почему же не три? Зря, что ли, я его драю с утра до вечера?
— Терпение! Когда-нибудь дадут и три.
— А почему бы уж сразу не четыре?!
— Ладно, ладно.
И Сидролен потянулся к бутылке с укропной настойкой, собираясь подлить себе в стаканчик.
— Ты слишком много пьешь, — предостерегли его.
Сидролен пожал плечами и щедро плеснул себе из бутылки.
— Ну так что там с твоим кондуктором? — спросил он.
— От укропной настойки с ума сходят, так написано в газетах.
Сидролен сдвинул брови, раздвинул их, чтобы осушить стакан, и снова старательно сдвинул. Переносицу его перерезали четыре глубокие морщины. Он пробурчал:
— Все удовольствие мне испортила. Опять фиаско!
Бутылка, минералка и стаканы уносятся прочь.
— Ну так расскажи про своего кондуктора.
— У меня дел полно.
— Я возьму банку с краской?
— Да нечего там замазывать.
Это верно, а потому Сидролен заново разваливается в своем шезлонге и устремляет взор на горизонт.
На горизонте показался Особый Монархический Отряд Ненасильственных Операций; дозорный поспешил сообщить о нем герцогу д’Ож, который отдал необходимые приказы таким трубным голосом, что аббат Биротон незамедлительно проснулся.
— ОМОНОвцы идут! — провозгласил герцог, потирая руки. — Сейчас мы их вздуем как следует!
— Что происходит? Откуда здесь ОМОНОвцы?
— Ах да, я же тебе еще не рассказал. Я там пристукнул парочку биржуа, которые мне проходу не давали.
— Гнев — плохой советчик, мессир. Не пришлось бы вам раскаяться!
— Да ради Бога, но только у этих паршивцев намерения куда более коварные.
— Наш святой король не любит шутить с оступившимися сеньорами.
— Н-да, он нас принимает всерьез, — ответил герцог самодовольно.
Теперь на горизонте виднелись уже не один, а несколько отрядов; они со всех сторон двигались к замку.
— Плохо дело, — прошептал аббат, — дело плохо!
— Не волнуйся, я же тебе сказал: пусть они только пальцем нас тронут, я их всех до одного ликвидну.
— Господи Боже, вы решили вдобавок еще и мятежником стать?!
Тем временем ОМОНОвцы брали замок в кольцо; самый геройльдический из них приблизился к подъемному мосту и жестами — сколь героическими, столь же и гаройльдическими — дал понять, что намерен вручить послание сеньору данного владения.
Аббат запричитал:
— Ну и история! Ох, и история!
— Да, в самом деле, ты мне еще не ответил на мой третий вопрос о всеобщей истории в общем и об общей истории в частности.
Но тут приводят геройльда, который принимается объяснять герцогу, что святой король им крайне недоволен, что гробить биржуа по таким мелким поводам давно уже не принято: знатным сеньорам надлежит усвоить раз и навсегда, что людям не вышибают мозги так просто, за здорово живешь, вследствие чего Жоакен, герцог д’Ож, обязан выплатить из своей казны по сотне турских экю чистейшего, без примеси, золота за каждого жмурика, что составит весьма весомую сумму, тем более что есть еще и такие, что пока не совсем откинули копыта, хотя вполне могут, и пусть Жоакен, герцог д’Ож, узнает, что сумма сия не целиком будет направлена на возмещение убытков вдов, вдовцов и сирот, но, главным образом, пойдет на финансирование ближайшего планируемого крестового похода.