— Что-нибудь не ладится? — спрашивает графиня. — Вы на нас вылупились так, будто мы с того света явились. Эй, да вы нас узнаете ли?
— Здравствуйте, мадам, — говорит Лали не слишком компрометирующим тоном.
— Привет! — отвечает графиня.
— Бе-е-е! — вторит ей Фелица.
— А мы прячемся от дождя, — объясняет графиня. — Как только хоть немного развиднеется, рванем к нашей тачке, она там (жест), на углу. Поехали вместе с нами! Мы уговорились обедать вместе с Жожо и Пепе. Составьте нам компанию. Мы тут наладились в ресторан-люкс, — он трехзвездный, но заслуживает целого созвездия. Так что уж поверьте, мы там за столом не соскучимся, правда, Фелица?
— Бе-е-е! — отвечает Фелица, и по подбородку у нее текут слюнки.
— Ну вот, дождь как будто стихает. Пошли?
— Нет, спасибо, мадам, — шепчет Лали.
— Ну-ну, пошли, не упрямьтесь!
И она тащит Лали за руку. Фелица семенит сзади.
— Но если вы обедаете с нами, кто же ему-то приготовит жратву? — спрашивает герцог, когда они встречаются в сверхзвездном супер-люксе.
— Я ему больше готовить не собираюсь, — говорит Лали. — Только не я. Больше никогда. Я уезжаю. Между нами все кончено.
И она начинает рыдать самым жалостным образом.
— Ну нет, только не это! — вскричал герцог, — не вздумайте портить нам обед!
— Расскажите, что с вами случилось, — отважно попросил шепотом Пешедраль.
— Не люблю психов, — проговорила Лали сквозь слезы.
— Кого это вы имеете в виду? — спрашивает герцог.
— Сидролена, — отвечает, сморкаясь, Лали, — знаете, ведь это он сам…
— Знаю, знаю, — говорит раздраженно герцог. — Ну и что с того?!
— Это ненормально! — заявляет Лали.
Ответ вызывает у герцога улыбку, и он продолжает диалог в таких словах:
— Вы питаете к нему слабость?
— Питала.
— Да вы же его просто-напросто любите.
— Ага, любила.
— А разве это было нормально?
Лали удивленно молчит. Герцог продолжает:
— И, пари держу, вы его любите до сих пор.
Лали не отвечает.
— Что, разве не правда?
— Правда.
— А разве это нормально?
Лали не находится с ответом.
— Вот видите, — заключает герцог. — На свете нет ничего вполне нормального.
И он добавляет:
— Так что после обеда возвращайтесь-ка домой и помиритесь с Сидроленом. Обещаете?
— Ага, — шепчет Лали.
И герцог повернулся к графине со словами:
— Вот видите, не так уж это трудно.
Затем он хлопнул в ладоши и возгласил:
— Метрдотель! Мы откроем обед свиными колбасами, затем, метрдотель, мы продолжим обед свиными колбасками, а завершим мы обед, метрдотель, сладостями — не свиными, но иными, — с винными и не винными напитками. Вот что я называю хорошо составленным меню. И плевать мне на икру и прочие москверности! Эй, подать сюда шампанского!
Итак, они вдоволь полакомились свиными колбасами, свиными колбасками и иными, не свиными, яствами, орошая их винными и не винными напитками. Однако Лали не терпелось вернуться на баржу. После кофе, пока герцог приступал к девятой бутылке шампанского, она незаметно улизнула.
Обе лошади были привязаны на улице, прямо под табличкой с запрещением парковаться. Увидев их, прохожие на несколько мгновений превращались в зевак, а потом вновь обретали свою обычную пешеходную природу. Группка полицейских вяло обсуждала проблему. Всего этого было явно недостаточно, чтобы образовать толпу. Лали не стала задерживаться, — она была едва знакома со Сфеном и Стефом. Позволив себе роскошь взять такси, она остановила его перед бистро на углу, чтобы купить сигарет. Несколько парочек все так же прилежно совершенствовали технику засоса, а алхимики терпеливо дожидались того мига, когда маленький черный аппаратик одобрит технику их дистилляций.
Лали вышла из бистро; проходя по бульвару на набережной, она еще издали завидела толпу, а, подойдя ближе, разглядела полицейские фургоны и пожарные машины.
— Мать твою!.. — сказала она вполголоса. — Что еще там стряслось?
— Строящийся дом рухнул, — сообщил прохожий, шедший ей навстречу. — Он, конечно, был не заселен именно потому, что строился. Там находился один только консьерж. Его как раз сейчас выкапывают из-под обломков. Вас заинтересовало мое разъяснение?
— Слабо, — ответила Лали.
— Ну, на вас не угодишь! — бросил прохожий и с оскорбленным видом удалился.
Бульвар был перегорожен.
— Я там живу, — сказала Лали. — Вон на той барже.
Ее пропустили.
Лали ищет Сидролена. Но Сидролена на барже нет. Лали садится в кубрике, закуривает сигарету, стелет на стол зеленую скатерку и принимается раскладывать пасьянс. А Сидролен тем временем торчит на набережной в толпе зевак. Возле дома кипит работа: расчищают шоссе, пытаются извлечь из-под развалин консьержа, снимают для кино- и фотохроники. Поскольку начинает темнеть, военные подвозят прожекторы. Это весьма великодушно с их стороны, но прожекторы уже не нужны. Наконец из-под обломков извлекают нечто — это труп Ла-Баланса в весьма плачевном состоянии. Его увозят — так же скрытно, как и быстро. Шоссе расчищено, движение восстановлено, зеваки рассасываются в поисках других зрелищ, вновь проходят прохожие — по-прежнему редкие, но теперь еще и ночные. Полицейские, пожарные и военные тоже уходят в ночь.