— Именно, — ответил Сидролен и поторопился добавить: — Сейчас займусь вашими животинами.
И он вышел.
Перед тем как открыть трюм, он принимает позу мыслителя, но не сидячего, а стоячего, и выдерживает ее столь долго, что, наконец, слышит чей-то голос:
— Вам нужно просто положить доску пошире, а мы по ней съедем вниз.
Сидролен повернулся: на него глядели две лошади, а больше никто.
— А как вы подниметесь обратно наверх? — спрашивает он.
— О, вот для этого понадобятся тали и подпруги, — отвечал Сфен. — И некое количество силы, единица которой отныне будет носить мое имя, в тысячу раз более популярное, нежели имя Ньютона.
— Смотрите, спуститесь вниз, да так там и застрянете.
— Ничего, вы что-нибудь придумаете. А пока что у нас нет ни малейшего желания ночевать под открытым небом, тем более вон уже дождь накрапывает. Ты согласен, Стеф?
Поскольку Сидролен все еще не двигался с места, Сфен продолжил в таких словах:
— Время уже позднее. Поищите-ка хорошенько, я уверен, вы найдете достаточно широкую доску. Например, ту, что служит вам мостками.
Сидролен сделал так, как сказал ему Сфен. Пристроив лошадей в трюме, он пошел спать.
XXI
Когда на следующее утро Сидролен вышел на палубу, он увидал следующую картину: герцог кухонным ножом рубил швартовы, а Пешедраль и оба священника, кряхтя, отталкивали баржу от берега шестами.
— Можно узнать, чем это вы занимаетесь? — вежливо спросил Сидролен.
— Я возвращаюсь домой, — сообщил герцог.
Сидролен вознамерился задать несколько дополнительных вопросов, но герцог властно оборвал его:
— Позже поговорим!
Почесав в затылке, Сидролен отправился на камбуз, где застал Лали за поджариванием свиных сосисок.
— Ну что? — спросила она. — Мы, кажется, отправляемся в путешествие?
— Похоже на то.
Больше они не обменялись ни словом. Сидролен пошел в кубрик. Там он обнаружил множество не то дам, не то девиц, которые молча дожидались завтрака. Вернувшись на палубу, он заметил, что гостей сильно прибыло. Герцог отдавал приказы, окликая вновь явившихся. Последний канат был уже перерезан, и баржа отваливала от берега. Сидролен развернулся и снова направился на камбуз. Окружающие не обращали на него ни малейшего внимания. Он схватил Лали за руку и потащил на палубу.
Баржа тихонько плыла по течению. Герцог встал к штурвалу: казалось, занятие это доставляет ему огромное удовольствие. Он заметил Сидролена и Лали, которые, сев в лодку, отвязывали ее от баржи; вскоре они достигли берега и исчезли.
И тогда пошел дождь. Он шел день за днем, день за днем. Стоял такой густой туман, что невозможно было понять, движется баржа вперед, назад или стоит на месте. Наконец она причалила к верхушке д’ожнона. Пассажиры вышли на площадку, Сфен и Стеф тоже, — впрочем, не без труда: эти бедняги совсем отощали и выбились из сил. Вода отступила и вернулась в обычное русло; назавтра, когда герцог проснулся, солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Герцог подошел к зубчатому парапету д’ожнона, дабы прояснить для себя, хоть самую малость, историческую обстановку. Земля была еще покрыта толстым слоем ила, но из-под него то там, то сям уже пробивались и расцветали прелестные голубые цветочки.
Переводчик посвящает это издание светлой памяти Андрея Дмитриевича Михайлова (1930–2009), человека необъятной эрудиции, литературоведа высочайшего уровня, глубокого знатока французской литературы от Средневековья до наших дней.
Кено Раймон
Голубые цветочки
Кено предлагает читателю прежде всего глобальную пародию, игру, в которой имена и цитаты из самых разных источников значат едва ли не больше, чем само повествование.
Эхо Москвы
Кено — даже в самых абсурдных своих текстах — высокоумный мальчик в очках, знаток словарей, античности, Библии, французской поэзии… Философ, концептуалист, продолжатель энциклопедической традиции, он создает текст — научный опыт, лабораторию языковых новаций… Моделирование Кено начинается в тот момент, когда он помещает психологически достоверных людей в нереальные или абстрактные миры, где они быстренько теряют свою достоверность. (…) Но в исполнении великого комбинатора литература не становится комбинаторикой. Даже с насмешкой над пафосом науки она остается трагикомедией.
Книжная витрина
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.