Делаю паузу. Смотрю краем глаза на него. Он опёрся подбородком на край чашки, медленно вдыхает ароматный пар и ждёт.
– Я завидую тебе, что, пока я вспоминаю – и не вспоминаю – и так мучаюсь от этого, ты ходишь с медальоном, который сохраняет твою память, наслаждаешься жизнью и зарабатываешь миллионы на голубых дирижаблях.
– Мне странно иначе, – тихо усмехается он. Я горько вздыхаю. Он тут же поправляется. – Прости… Я опять неудачно выразился. «Мне странно иначе» – это про миллионы. Мне нравится делать что-то полезное и красивое. Но это неважно сейчас. Совсем не важно. Пожалуйста, продолжай.
Я закусываю губу и жду, когда изнутри поднимется новый поток слов. Я не помню, когда я последний раз выговаривался ему.
– Мне плохо оттого, что у меня не получается. Что у меня раз за разом не получается восстановить память. Что самое большое, на что я способен, – это нащупать дорогу к тебе и к этому месту, где вы с Мартином угостите меня когда-то сделанным мной напитком силы, и я вспомню, на вечер вспомню, кто я, а потом опять забуду. И я буду видеть твоё лицо на рекламных щитах, на бутылках с газировкой, на воздушных шарах и в газетах – и я буду думать: «Вау, как он сногсшибательно красив и какая у него серьга!» – но я не буду помнить, что это ты!
– Но ведь ты каждый раз приходишь, – тихо говорит Амрис. – Мартин меняет место, где находится бар, но ты каждый раз приходишь, опираясь только на своё ощущение «мне туда». Кан, ты такой герой…
– Я так устал.
Я складываю руки на животе и опускаюсь лицом в колени. Молчим. Амрис делает ещё глоток своего напитка.
– Ты помнишь, зачем ты это делаешь? – спрашивает он.
На самом деле, на эту тему у меня тоже есть, что сказать.
– Я помню – почему. Потому что ты сказал, что ты перестал чувствовать во мне интерес к жизни. Что последнее время мы делаем только то, что тебе интересно. Что ты не чувствуешь инициативы от меня. Что ты волнуешься за меня. И предлагаешь мне, например, родиться женщиной на Земле, чтобы я восстановил интерес к жизни и наслаждение собой, своей отдельностью. А когда я сказал, что я не хочу жить на Земле без памяти, ты предложил потренировать возвращение памяти в этом мире, чтобы можно было легче сделать это на Земле. Я согласился, и ты, внимательно посмотрев будущее, нашёл нам компаньона: существо из моего кошмара, которое сейчас способно только создавать пространства для испытания веры существа в свои воспоминания и в свою личную историю, но когда-то, после встречи с нами, оно будет способно организовывать пространства, в которых существа будут вспоминать себя. И в этом состоянии Мартин сейчас здесь, держит пространство, куда я могу прийти и вспомнить себя. Я очень рад, что Мартин когда-то будет на такое способен, и это отличный, отличный план, но…
– Но? – едва слышно спрашивает он.
– Но, понимаешь, Амрис, это ты хочешь, а не я. Ты хочешь, чтобы я восстанавливал наслаждение своей отдельностью, а не я. Здесь нет моего искреннего желания. Поэтому, скорее всего, у меня и не получается самостоятельно и крепко восстановить память. Понимаешь, Амрис, – крепко обхватываю живот руками, обнимая себя. – Я сейчас правда не чувствую интереса к собственной жизни. Для меня быть с тобой главнее, важнее, вкуснее, ценнее, чем быть в одиночку. Я не вижу смысла быть в одиночку. Может быть, это из-за того, что я так плохо пережил твою предыдущую смерть на Земле и многими частями своей души помер вслед за тобой, но, понимаешь, Амрис, мне сейчас достаточно общности с тобой. Для меня это, как воздух. Я могу дышать и расслабиться просто в присутствии тебя, просто рядом с тобой. Просто рядом с тобой, Амрис…
Вскакиваю и начинаю ходить между кроватью и шкафом. Амрис провожает меня взглядом, молчит и ждёт продолжения. Пройдя десяток кругов по пространству два на четыре шага, собираюсь с духом.
– И знаешь, чего я больше всего боюсь, Амрис? – останавливаюсь перед ним и смотрю на него. Амрис медленно поднимает глубокий и задумчивый взгляд на меня. – Больше всего я боюсь, что теперь, узнав это, что мне общность с тобой сейчас дороже своей отдельности и своего интереса жить, ты уйдёшь, потому что тебе со мной в таком состоянии не интересно.
Сказал.
Амрис жмурится, и его прекрасное, незабываемое для всех, кроме меня, лицо искажается в гримасе.
Выдыхаю, падаю обратно в кресло, поджимаю ноги, обхватываю колени руками, на руки кладу голову. Дышу. Это было очень страшно сказать, но это важно. И вот это ещё…