— Ну, зацепились языком за угол, — рассмеялся в ответ тот, которого называли командиром и Колей. — Пацану, небось, лет тринадцать от роду. Конечно, я для него дядя. Мне–то в августе девятнадцать стукнет. А ты чего стоишь там, как столб? Залезай сюда! — крикнул он Мишке–Австралии.
Мишка протиснулся между броневым щитом пушки и разломанной стеной и едва не свалился в свежевырытую яму.
— Здгавствуйте, — сказал он сидящим вдоль ямы бойцам, от волнения грассируя сильнее обычного. Только теперь он разглядел, что яма эта не просто яма, а окопная щель, протянувшаяся вдоль стены под деревянными балками, с которых сорваны половые доски.
— Здравствуй, племя молодое, лопоухое, — ответил ему один из бойцов слегка измененными пушкинскими стихами. — А лопатой ты пользоваться умеешь?
Мишка смущенно улыбнулся.
— Давай побросаю, — потянулся за лопатой к ближайшему бойцу.
— Побросай, парень, побросай, — охотно согласился тот, затягиваясь махорочным дымом. — Глядишь, понравится — останешься с нами.
— А возьмете? — встрепенулся подросток.
— Если согласишься носить вон то ружьишко, — красноармеец тронул ладонью приклад противотанкового ружья.
Мишка поежился: тяжеловато одному, в нем, наверно, около пуда. Тем не менее упрямо тряхнул огненным чубом:
— Согласен.
Прибежал с котелком Минька. Протянул белозубому командиру, сам приник к прицелу пушки.
— Эх, как видать здорово! Хата бабки Чепиги как на ладони. Вот бы шваркнуть. Дядь, а за что дернуть надо? — обратился он к своему новому знакомому.
— Вот я тебя дерну за ухо, — нахмурился тот. — Бери–ка лучше лопату, если хочешь помочь Красной Армии.
Лопата, конечно, не пушка и даже не винтовка: из нее не выстрелишь по фашисту. Да и стрелять пока не в кого. Фронт, говорят, еще не близко. Слышно — погромыхивает где–то на северо–западе, по ночам в той стороне «фонари» горят, и снаряды летят в черное небо красными черточками — красиво! Минька поплевал на ладони и спрыгнул в щель к приятелю.
Лучше всего завязывается дружба во время работы. Не прошло и часа, как мальчишки пришли на «позицию», а уже стали незаменимыми номерами орудийной прислуги. Нужно ли за водой сбегать — пожалуйста. Письмо отправить на почту — мигом. Захотелось арбузом полакомиться — принесут и арбуз. К концу дня ребята знали всех артиллеристов по имени и фамилии, калибр их пушки и боевые возможности противотанкового ружья.
— Пилотки у вас, как у летчиков, а не летаете, — заметил Минька хозяевам пушки, слизывая с ложки кашу, которой их угостили во время обеда.
Командир орудия алмаатинец Николай прищурился.
— Подумаешь — летчики! — сказал он, скривив губы. — Воздушный шофер — вот что такое твой летчик. А мы — десантники, крылатая пехота. Ты знаешь, что такое десантник?
— Знаю, — сказал Минька, отрываясь от солдатского котелка. — Это которые прыгают…
Николай снисходительно ухмыльнулся.
— Блоха тоже прыгает, — сказал он с досадой в голосе. — Десантник — это смелость, ловкость, инициатива, концентрированная воля и разумная дерзость, понял?
Минька хоть и не совсем понял, но кивнул головой.
— А с парашютом прыгать страшно? — спросил он.
— Как тебе сказать… — наморщил лоб артиллерист. — Я, бывало, в детдоме по водосточной трубе с четвертого этажа спускался и хоть бы что, а тут на крыло вылезешь, посмотришь вниз…
— Страшно — не то слово, — вмешался в разговор наводчик орудия азербайджанец Ахмет Бейсултанов, — лучше сказать: жутко. Все равно что в пропасть сорваться. Ты тигра видел когда–нибудь?
— Видел… Когда до войны к нам зверинец приезжал.
— Ты бы зашел к тигру в клетку, чтобы ему за ухом почесать?
— Не…
— Вот так и с парашютом прыгать: страху много, удовольствия совсем нету — лучше шепталу кушать.
Все рассмеялись, и только командир недовольно поморщился не то от объяснений наводчика, не то от вкуса недоспелого яблока.
— Наговорил ты, Ахмет… Сам–то сколько прыжков имеешь? Небось штук десять?
— Ну и что? Я и наряд вне очереди имею. Думаешь, сам себе объявил, да? Куличенко приказал прыгать — я и прыгнул. Куличенко сказал: «Наряд вне очередь» — я ответил: «Есть!»
— Эк у тебя все просто: «Куличенко сказал, Куличенко приказал». А почему же ты не вышел тогда вперед, когда командир бригады предложил: «Кто желает прыгнуть первым, выйти из строя»?
— Первым лучше всего идти в столовую… А потом… я же не виноват, что раньше меня успел выскочить из строя Левицкий.
В это время во дворе ГУТАПа послышались голоса, явно принадлежащие лицам командного состава. Тотчас Николай вскочил на ноги, словно мяч, брошенный о землю, одной рукой одернул гимнастерку, другой — застегнул воротник.