— Ну как вы тут? — спросил командир роты, поправляя ремень на тщательно отутюженной гимнастерке.
— Хорошо, товарищ гвардии лейтенант, — ответил Рогачев, выпячивая перед командиром широкую грудь.
— Немец не делает попытки перебраться на эту сторону?
— Пока нет.
— Дразнится только, — добавил из–за спины своего рослого товарища Донченко. Сам он крепкого телосложения, у него широкие плечи и сильные жилистые руки, но вот ростом не вышел. «Мал, да удал», — говорил он сам про себя.
— Пускай дразнится, — усмехнулся Мельник. — Как говорят на моей родине: «Не смейся, горох, не лучше бобов: размокнешь — и сам лопнешь». Вот искупаем немца в терской воде, тогда послушаем, как он запоет. Не спускайте глаз с реки. Передайте соседям, что, по всей видимости, сегодня ночью противник попытается форсировать Терек. Так что не спать, понятно?
— Так точно, товарищ гвардии лейтенант.
— Ну, в таком случае, спокойной вам бессонницы, — сказал на прощанье лейтенант, намереваясь выпрыгнуть из окопа. Но тут вперед выступил Донченко.
— Товарищ гвардии политрук, — обратился он к Мордовину, — разрешите обратиться?
Мордовин поощрительно смежил веки: давай, мол.
— Мы вот с Данилом… Рогачёвым, то есть, хотели бы перед боем… — Донченко замялся и затем выпалил одним духом, — в партию вступить.
Секретарь партбюро нисколько не удивился такому желанию: сегодня за день это уже десятая просьба.
— Пишите заявления, — сказал он, и в голосе его слышались теплые нотки. — Только помните, что коммунисты всегда впереди других в атаку идут.
— А мы и хотим быть впереди, а не сзади, правда, Данило? То есть, Рогачев, — толкнул локтем товарища быстрый в движениях Донченко.
— Правда, — переступил с ноги на ногу черноглазый здоровяк. — Вот только кто нам напишет рекомендации?
— Разве у вас во взводе нет коммунистов?
— Есть один, Третьяков, остальные все комсомольцы.
— Вот он и напишет, — подмигнул снова секретарь партбюро батальона. — Я тоже напишу, — добавил он весело и первым выпрыгнул из окопа.
Всю ночь Рогачев с Донченко не смыкали глаз, пяля их до боли в кромешную тьму и не видя в ней ничего, кроме контуров кустов на фоне звездного неба. Иногда в воде под берегом шумно плескала крупная рыба, и тогда взвинченные долгим ожиданием бойцы хватали лежащие на бруствере окопа автоматы, нацеливая их в сторону всплеска и думая, что это ударило по воде весло с вражеской лодки. Но проходила минута–другая, они успокаивались и продолжали шепотом прерванный разговор.
— Должно быть, сом ударил, — сделал предположение Рогачев.
— Или сазан, — возразил Донченко. — Здесь, наверно, сазаны килограмм по двадцать, а то и больше. Вот бы нам в Зимовники такую речечку.
— Нам бы в Миллерове тоже такая не помешала — летом выкупаться негде. Разве за тридцать километров наездишься на Калитву?
— Что, ай совсем нет в городе?
Рогачев вздохнул.
— А у вас есть? — ответил он контрвопросом.
— Паршивенькая, но есть. Малая Куберлейка называется. Воробью по колено, летом местами пересыхает начисто, а все же река, даже на карте обозначена. У нас ведь иной раз как поднимется пыльная буря — солнца весь день не видать.
— А говорил, в вербы побежишь, если домой отпустят, — хмыкнул Рогачев. — Какие же в пустыне вербы?
Донченко вздохнул:
— Это мой дед так акациевую рощицу назвал в память о своей «Вкраине». Насажали как–то всем миром в одной балочке. Мы туда с Наташкой гулять ходили. Как–то она там без меня…
— Давно уже и думать про тебя забыла, — подзадорил друга Рогачев.
— Ну, уж это ты брось, — нервно хохотнул Донченко, — она не такая.
— Что ж в ней особенного?'
— Не знаю. Только она серьезная очень и такая красивая, что страшно делается, когда на нее глядишь.
— Я когда на Бабу–Ягу смотрел в «Василисе Прекрасной», мне тоже страшно делалось, — съязвил Рогачев.
— Думаешь, очень смешно? — вздохнул Донченко. — Нет, брат Данило, такую девушку, как Наташа, днем с огнем не сыщешь, нету таких больше. Интересно, из–под чего эта посудина? — вынул он из окопной ниши бутылку КС.
— Из–под водки, небось, — ответил Рогачев, зевая. — Ты любишь водку?
— Нет, я ситро больше любил. Бывало с Наташей…
В реке снова всплеснуло. Потом еще и еще. Впереди слева рявкнул вражеский пулемет. Трассирующие пули мелькнули в темноте красными светляками.
— И чего зря патроны тратит? — проговорил Донченко. .
— Для отвода глаз, — отозвался Рогачев. — Делает вид, что остерегается нашего десанта. Думает, тут дураки, не понимают его хитрости. То все ракеты пускал, а сегодня — хоть бы одну.