— Тсс! Слышишь? По–моему, это уже не рыба, — прошептал Донченко.
Бойцы прислушались: в промежутках между пулеметными очередями и одиночными минометными выстрелами доносились с реки мерные,, едва слышные удары весел.
— Десант! — горячо дохнул Рогачев в ухо товарищу. — Давай передай по цепи.
Однако Донченко не успел выскочить из окопа. Справа взвилась в воздух белая ракета и, описав дугу, рассыпалась над водой искрами. И тотчас ударил пулемет, теперь уже с нашего берега. Рогачев увидел, как при угасающем свете ракеты повалились друг на друга сидящие в передовой лодке немцы. Один из них закричал не своим голосом.
— Стреляй, чего ждешь! — крикнул Рогачев товарищу и застрочил из автомата в темноту, на крик раненого врага.
Снова взвилась в небо ракета, осветив поверхность Терека и плывущие по нему многочисленные лодки противника. Некоторые из них уже приближались к правому берегу.
— Шнелль! — хрипел за кустами, совсем уже рядом с окопом ненавистный картавый голос. Слышно было, как забултыхались в воде, выбираясь на берег, немецкие автоматчики. Короткие очереди из их автоматов замелькали перед глазами обороняющихся.
— Ах, черт! Опять потухло, не видать гадов, — сокрушался Донченко, поливая свинцом из автомата незваных гостей. Стрелял наудачу — авось зацепит. И тут его осенило: бутылка с горючей жидкостью! Он нащупал в нише окопа огнеопасную поллитровку, размахнулся и запустил ею в стоящее неподалеку дерево. Звякнуло стекло, — и тотчас вспыхнуло над берегом яркое пламя, выхватив из непроглядной тьмы прибрежные кусты и вражеских солдат, бегущих между ними.
— Бей их, Данило!
Бой разгорался. К автоматной и пулеметной трескотне примешалась минометная стрельба, а вслед за ней обрушилась на передний край ночной схватки артиллерия: немецкая — на обороняющийся берег, советская — на русло реки. Освещаемые вспышками разрывов и ракетами, крутились в водоворотах Терека обломки разбитых снарядами лодок и понтонов. Попытка врага высадиться на южный берег незамеченным не увенчалась успехом. Но плацдарм он все же захватил — одновременно в двух местах: в районе Предмостного и Кизлярского, в стыке между 8‑й бригадой и 151‑й стрелковой дивизией. Тщетно старались сбросить в воду переправившихся автоматчиков бойцы 1‑го и 2‑го батальонов. Поддерживаемые артиллерией и авиацией, фашисты всякий раз отбивали их контратаки. А из–за реки прибывали все новые и новые подразделения ударной 370‑й пехотной дивизии генерал–майора Клеппа. «Поезд войны», по образному выражению командующего армией
Клейста, направился к Терскому хребту в соответствии с утвержденным в ставке расписанием.
Все так же сияло над миром солнце, по–прежнему безмятежно и неторопливо плыли в голубоватой выси облака, а на земле грязные от пота и пыли люди остервенело бросались друг на друга, и убивали, убивали, убивали.
— Гляди, Данило, танк ползет! — толкнул Донченко локтем товарища.
Но Рогачев и сам смотрел во все глаза на приближающуюся со стороны Предмостного рычащую громадину. Остановившись поодаль, она прямой наводкой стала расстреливать из своей, длинной, с набалдашником пушки передний край.
— Данило, давай заткнем ему глотку.
— А как?
— Подползем и ахнем гранатами.
— Давай, — согласился Рогачев.
Взяв в руки по противотанковой гранате и по бутылке КС, друзья выбрались из окопа и, прикрываясь высоким бурьяном, поползли к танку. А вокруг все рвалось, горело, свистело и стонало. Вот уже сквозь заросли бурьяна хорошо видны черно–белый крест. на броне танка и пышногривый лев с оскаленной мордой на желтом фоне.
— На–ка тебе, немецкий лев, нашего русского медведя! — прошептал Донченко и первый швырнул гранату. Она испуганной куропаткой взвилась над бурьяном. Вслед за нею полетела граната Рогачева. Вздрогнула от страшного взрыва земля, и танк, словно подавившись очередным снарядом, замолчал. Над ним заклубился дым.
Теперь скорей назад, в окоп. И вот тут–то отказала выдержка у отчаюги–ростовчанина со станции Зимовники: стремясь побыстрее достичь безопасного места, он приподнялся и сделал короткую перебежку. Этого оказалось достаточно для другого танка. Раздался пушечный выстрел, и Вася Донченко ткнулся лицом в развороченную снарядом землю. Эх, Вася, Вася! Не сходить тебе с рогаткой в твои вербы, не обнять там Наташу, красивей которой нет во всем белом свете. Рогачев втащил мертвого друга в окоп и заплакал над ним зло, по–мужски неумело и страшно.
Глава семнадцатая
У немецкого повара, что расположился со своей походной кухней у Калашниковых, совсем не поварское обличие. Он худ и бледен. Его костлявое лицо с длинным острым носом и маленьким, словно стесанным к шее подбородком часто морщится от приступов изжоги.