— Что вы думаете о нашем батьке атамане?
— Что же о нем можно сказать? — ответил профессор. — Говорят, что Петлюра — настоящий украинец, но это еще не аргумент для роли «вождя». Семинарская выучка наших головных атаманов, кадило и кропило — невысокий ценз для международной дипломатии.
— По правде говоря, — добавил редактор, — Украина заслужила более почтенного вожака, а Симону Васильевичу не хватает даже элементарной честности.
— То есть? — спросил Лец-Атаманов.
— Так ведь его выдвинули в конгресс от эсдеков, а он на следующий день переметнулся к социалистам-народникам и остался в Директории. А ежели завтра он станет монархистом? Такие деятели на все способны.
— Мол, вы как знаете, а я полевел, или, может, поправел. А кто же будет отвечать за политику, которую он проводил до этого времени?
— Не чувствуют у нас никакой ответственности перед обществом, — сказал раздраженно профессор, — никакой дисциплины перед историей. Хохлы — и все! Садятся в один вагон, а ехать хотят в разные стороны.
— А чего требует командование Добровольческой армии? — спросила Нина Георгиевна. Она уже снова стала наивной и боязливой.
— «Единой неделимой», — ответил редактор, — как хотелось полковнику Балбачану. К вашему сведению, он уже сегодня арестован.
— Значит, с добровольцами никаких переговоров не ведут?
— Напротив, есть надежда, что скоро договоримся.
Нина Георгиевна укоризненно покачала головой.
— Антанта, Добровольческая армия! А для Украины и места не остается.
— Еще останется, пани. Надо только уметь приспосабливаться. Вы куда едете?
— В Одессу! — ответил за нее сотник.
— Выходит, нам по дороге.
— Вы же меня не возьмете?
Профессор смешался.
— Понимаете….
— Понимаю, пан профессор, миссия. Не беспокойтесь.
— Нет, я хочу сказать, что нет свободного места. Остальная часть вагона занята санитарной миссией Красного Креста.
Нина Георгиевна криво улыбнулась:
— Не беспокойтесь, панове, я на ближайшей станции пересяду в свой поезд.
Наступило напряженное молчание. С верхней полки, где в такт движению поезда колыхалось круглое тело кооператора Загнибеды, вдруг разнеслось на все купе бульканье и свист с такой силой, будто кто-то внезапно выбил затычку в бочонке с квасом. И тут же донесся еле слышный, как бы захлебывающийся свисток паровоза. Нина Георгиевна и Лец-Атаманов заторопились и, поблагодарив, вышли в тамбур.
Поезд, вздрагивая на стыках, в белой снежной пене подползал к какому-то темному строению без малейших признаков света и жизни. Нина Георгиевна стояла в дверях впереди сотника и сдувала снежную пыль, которую ветер сердито и настойчиво швырял целыми пригоршнями в ее матовое лицо. Сотник Лец-Атаманов был возбужден. Он познакомился с такими значительными государственными деятелями, и это тешило его самолюбие. Он услышал из первых источников о самых секретных делах, а главное — из всей этой болтовни он сделал неожиданный вывод. Нина Георгиевна, оказавшаяся толковой женщиной, опечалена, а его распирает от радости. Украина еще может выйти на историческую арену!
— Слышали, Нина Георгиевна? Значит, «ще не вмерла Україна»!
— Это вы так думаете! — бросила она через плечо, — а мне кажется — от Украины остается одно название.
— Наивная вы! Глупые мотыльки летят на свет и… гибнут. Пускай те, кому хочется, летят на призрак казацких жупанов, мы их вперед выставим, а сами будем ковать такую Украину, которая выйдет на европейскую арену и сядет за один стол с Германией, Францией, Англией… Может, и дорогонько это обойдется, но у нас есть чем заплатить: леса и горы, Днепр и Черное море, степь и пшеница, уголь, руда. Где еще вы найдете вторую такую страну? Прямое сообщение Киев — Париж. Нина Георгиевна, — он фамильярно положил ей руки на плечи, — вы будете царицей в парижских салонах.
— А вы? — спросила она с иронией. — Уберите руки!
— Я буду послом Украинской народной республики. Посол пан Лец-Атаманов! Правда, недурно?