— Куда ездили?
Богиня нахально поглядел в глаза сотнику и ткнул возницу в спину.
— Погоняй!
Лец-Атаманов крепче стиснул шпорами коня и уже крикнул:
— Стой! Я спрашиваю, куда и зачем вы ездили?
Богиня прищурил на сотника один глаз и, снова подтолкнув возницу, ответил:
— Говорю же вам — в разведку. Бунчужный посылал. Вот ночью мужики как дадут нам чесу, так язык сразу прикусите… Какой грозный! Мы тоже не из простых. Погоняй, чертов сын!
— Под арест! — крикнул Лец-Атаманов. — Я вам покажу! — и всадил шпоры в гладкие бока коня.
Конь рванулся и, распластавшись, полетел дальше над белыми снегами. Отступив в сторону, третий пассажир, черный как цыган, с вороватыми глазами, испуганно шарахнулся в сторону и только помотал головой.
Богиня нахально прикрикнул:
— Ну ты, гильдия дохлая, поскорей топай!
Третий пассажир, запыхавшись, наконец снова упал в сани.
— Чуть не задохнулся, — сказал он, утирая рукавом пот. — Сердитый! Видать, из тех, что палкой подгоняют нашего брата в атаку.
— А вашего брата много на войне?
— К чему гнаться за смертью, ежели она и сама не минует. У нас был один такой… А этот что за цаца?
— Подбоченился и думает, что пан, — сказал Береза. — Ты с санями останься пока за кустами.
Сани остались за купой боярышника, а казаки, озираясь, подошли к красному вагону с надписью «40 человек, 8 лошадей». Двери вагона были отодвинуты, и на нарах из нетесаных досок сидели, спустив ноги, казаки. Посреди вагона дышала смрадом чугунная печка, а рядом, как рогатый жук, стоял пулемет «максим».
— Кавуля, ты здесь? — спросил Береза.
Вместо ответа рябой одноглазый казак выругался с нар и сплюнул на раскаленную печь.
— Ну, пошли. А где Смыцкий?
— А где вас до сих пор черти носили? — откликнулась в темном углу из-под шинели лохматая голова. С другого конца выпирали длинные и тощие ноги.
— А семь верст — тебе мало? Бунчужного не видали?
— В заднем вагоне что-то читает, и баба эта вчерашняя. Ух, брат, практикантка, видно!
— А что они читают?
— Ты не верти хвостом. Куда девал материю?
— Вот еще зануда! Говорю, отдам.
— Какую часть? — ответил хмуро Кавуля. — Пока не скажешь, и шагу не сделаю.
— Пес ты после этого… Знать, поджилки затряслись. Не хотите — не надо!
Трехэтажное ругательство, видимо, повлияло на казаков, потому что оба лениво подошли к дверям.
— Ну, гляди же, — сказал Кавуля, — я тебе не Лелека, меня нечего пугать шпалером. Держи!
Они передали один за другим пять тяжелых мешков, Богиня и Береза отнесли их за кусты боярышника к саням.
На все это глядел сорочьими глазами, полными затаенной злости, худощавый казак, сидевший верхом на пулемете. Он молчал, пока они не отнесли последний мешок, тогда чуть не со слезами проговорил:
— Зачем вы это делаете?
— А ты молчи, — вскинул на него свой единственный глаз Кавуля. — Тоже Христос нашелся! Дай ему, Богиня, конфетку, а то наш гимназистик еще заплачет.
— Вот моя конфетка, — ответил Богиня, хлопнув по кобуре. — Айда!
Но их остановил обозный казак Лелека с рябым, как гречневый блин, лицом.
— Куда это вы носите?
Богиня вытащил наган, ткнул ему под самый нос и спросил сквозь зубы:
— Нюхал?
От неожиданности обозник вытаращил глаза и разинул рот.
— И спросить уже нельзя?
— Нюхал, спрашиваю тебя, мать…? Так понюхаешь, если пикнешь хоть слово. Ступай себе, коням хвосты крути!
Обозник, как от привидения, попятился назад, а Богиня с остальными тремя телефонистами исчез за кустами.
Парень, которого пренебрежительно называли гимназистом, выглянул из вагона и плаксиво сказал:
— Слушай, Лелека, они продают наше сало. Что ж это творится?
— А ты почему молчишь? Почему ты не заявил полковнику?
— А ты нюхал револьвер? Нынче утром Чижик только кусок сала потянул у них, так и то чуть не убили насмерть. Я перейду в другой вагон, я не могу с ними.
Лелека задумался.
— Вагон не поможет. — Наконец на его крестьянском лице проступило решение: — Знаешь, что нужно сделать?
Но тут из-за кустов снова показались все четыре телефониста. Богиня что-то торопливо прятал за пазуху бекеши, Кавуля, вращая своим единственным глазом, держал его за рукав и сердито бормотал:
— А ты снова обдуришь?
— За онучу поднимать бучу? Там видно будет, — ответил Богиня. — А ты еще тут? — крикнул он Лелеке. — Живо ступай, позови мне Маркияна.