Запыхавшийся велосипедист поднялся на ноги и, нахмурившись, ответил:
— Рабочий! — Это был Иван Пархоменко. — Что же, уж и домой нельзя ездить? — спросил он сердито и увидел прямо перед глазами револьвер. Иван схватил коня за уздечку и одновременно отшатнулся в другую сторону: пуля пролетела у самого его уха и попала в шину велосипеда, из нее с шипеньем вырвался воздух.
Пристав выстрелил три раза, и каждый раз морда лошади спасала Ивана. На выстрелы начали сбегаться крестьяне, но стражники встречали их нагайками. Однако в четвертый раз выстрелить приставу не дали. Чья-то рука изо всей силы рванула его за шашку. Он опешил, увидев себя и стражников в тесном кольце возбужденных, с горящими злобой глазами мужиков с кольями и вилами в руках.
Пристав еще больше оторопел, когда увидел группу вооруженных парней. Впереди, с револьвером в руке, бежал Александр. Его отряд взял стражников в кольцо. Александр подошел к приставу и насмешливо сказал:
— Точка! Будет тебе играться. Тоже мне кабардинец! Снимай оружие и ступай к черту в пекло!
То же самое на все лады кричали крестьяне, а один даже подпрыгнул и ловко вырвал из рук пристава револьвер. Пристав растерялся: его уже начали толкать, и он, сжав зубы, снял через голову шашку и швырнул на землю.
— Вот так бы и давно. Все сдавайте оружие и убирайтесь ко всем чертям! — торжествовали крестьяне.
Обезоруженные стражники поплелись обратно, опустив головы, украшенные синяками и шишками.
— Кто еще приехал? — спросил Александр брата, с торжеством надев на себя шашку пристава.
— Василь Шайба, — ответил Иван, растирая помятые бока.
Шайба, работавший когда-то вместе с Александром на заводе, уже протягивал ему руку.
— Что же ты нас в штыки встречаешь?
— Это они, видно, не знали, как нам оружие отдать, — смеялся в толпе Григорий. — Теперь пусть товарищи рабочие отдохнут с дороги, а мы еще кое-кого оповестим, они тоже хотят послушать.
Тут же договорились провести сходку на следующий день, чтобы успеть оповестить и другие села.
На другой день все улицы Макарова Яра была запружены подводами и людьми, съехавшимися из Суходола, Подгорной, Новобожедаровки и Хрящевской. Площадь перед волостью кипела, как ярмарка. Но дубовые ворота усадьбы Ильенкова были на запоре, только из окон дома выглядывали испуганные лица. Под окнами ходил часовой с дробовиком за плечами, поставленный сюда Александром. Часовые были выставлены и за околицей села.
Сходка началась после обеда. На крыльцо волостного правления вышел старшина, а за ним Григорий, Александр и двое луганских рабочих, которые приехали на велосипедах… Старшина беспомощно поглядывал на людей, как бы пытаясь сказать: «Вы сами видите, как я хочу говорить, — принуждают», но Александр подтолкнул его локтем, и он выкрикнул:
— Теперь я вижу, чья возьмет! Может, не сегодня и не завтра, а землица таки вернется к нам. Заскучали мы по ней, люди милые, ой, заскучали, детки! Спасибо вам, что наставили нас на путь истины.
Говорили до самого вечера, до хрипоты, и каждый махал кулаками в сторону усадьбы, где притаились Ильенков с Филатовым.
— И я так думаю, — сказал под конец Григорий, — оставить надо помещику столько земли, сколько он сам выкосит, а его барыне столько коров, сколько сама выдоит. Остальное отобрать — и точка, как говорит Яковлевич. — Александр наклонился к нему и что-то прошептал. — И еще вот что, — добавил Григорий, — нынче же забрать из усадьбы всех наемных рабочих, батраков и всю прислугу. Пусть паны сами на себя работают.
Волна удовлетворения, смеха и острых шуток покатилась от крыльца во все концы площади. Каждый представлял себе круглого, как арбуз, одутловатого лицом Ильенкова с косой в поле, а его жену с подойником возле коровы, и снова хватались за животы. На такое зрелище стоило посмотреть, и поэтому наутро, когда возобновилась сходка, народу на площади не уменьшилось, а даже прибавилось.
В усадьбе никого уже не осталось из батраков, и из длинных свинарников доносилось голодное хрюканье свиней, лошади вытаптывали посевы, коровы мычали, а пан Ильенков, разморенный духотой и страхом, задыхался на веранде от злости.
В полдень на сходку пришел из усадьбы Филатов, одетый в форму земского начальника. Насупив брови, он окинул злым взглядом организаторов сходки и бледного от страха старшину и тоном, каким привык обычно разговаривать с крестьянами, коротко спросил:
— Что это, бунт?
— Нет, господин земский начальник, — ответил Александр, подмигивая окружающим. — Мы совещаемся тут, что с вами сделать.