— Я не пожелала ждать так долго, как он хотел. Я попросила его делать это сильно и быстро. Мы перестали говорить. Наслаждение будто бы спустилось с неба, мы приняли его, и оно уничтожило нас, унесло с собой и потом исчезло.
Они вновь опустились на простыни. Их веки будто склеились.
А потом глаза вновь открылись. Снова закрылись.
Все уже было сделано. Вокруг них разрушенная комната.
Они еще долго лежат с закрытыми глазами, ошеломленные, напуганные.
Сначала они лежали порознь, потом их руки в этом крушении нашли друг друга, еще дрожа, и остались так на всю ночь.
При пробуждении они оба снова рыдали, отводя взгляд к стене, чувствуя стыд.
Они долго порознь плакали. Потом перестали плакать и долго молчали.
Потом она спросила его, утро сейчас или уже вечер. Он сказал ей, что, наверно, утро, но в это время года рассвет такой долгий, что точно сказать нельзя.
Она спрашивает его, последняя ли эта ночь.
Он говорит, что да, может быть, последняя, он не знает. Он вновь говорит ей, что никогда ничего не знает.
Он идет на террасу. Еще темно.
Он остается там, смотрит на море, плачет.
Когда он возвращается в комнату, она сидит на полу и ждет его. Они смотрят друг на друга. Они хотят друг друга.
Она говорит ему, что боится быть убитой, как какая-нибудь женщина в привокзальном отеле после ночи расставания. Он говорит ей, чтобы она больше ничего не боялась. Она думает, что, стоя на террасе, он хотел убить ее. Он это подтверждает. Но это было похоже на минутное ослепление.
Она плачет. Говорит, это из-за того, что на протяжении всей их истории она знала об этом его желании, что по одной его прихоти ее тело могло быть навсегда лишено жизни и перестать находиться с ним в этой комнате.
Он отвечает, что действительно каждую ночь ему приходила мысль убить ее, но вместе с мыслью о пугающем море, его недостижимой красоте.
Он говорит ей о корабле.
Он говорит, что недавно видел здесь огромный белый катер, совсем недалеко, метрах в ста от берега. Его палубы были пусты. Море спокойно. Он даже был больше похож на яхту. Белого цвета. Она спрашивает, когда. Он уже точно не знает, несколько ночей назад.
Она никогда не видела здесь кораблей. Но почему бы нет? Наверно, люди сбились в тумане с курса — в это время года над морем часто поднимается туман — и поплыли на свет больших отелей.
Он говорит, что смотрел на корабль до тех пор, пока тот не скрылся из виду. Замедленный шум мотора проник ему в самое сердце. Как будто желание молодого иностранца с голубыми глазами, черными волосами в момент, когда корабль уходил, возникло в последний раз. Потом, когда корабль уже исчез, он, должно быть, упал на песок.
Когда он позже проснулся, волна донесла до него белую пену, разбившись о берег совсем рядом, прямо у его ног, будто избегая его, сверкающая, живая, словно это была какая-то весть. Он принял ее за ответ, посланный ему с корабля. Что больше не стоит ждать молодого иностранца с голубыми глазами, что он больше никогда не вернется на пляжи Франции.
Именно в этот момент ему захотелось любить. Любить истово, как тогда, когда они один-единственный раз по-настоящему целовались. И что он вспомнил ее глаза, ее кожу, ее грудь, ее руки, все ее тело во всех его деталях, ее запах.
Он испытывал это желание много дней и ночей.
А потом вернулась — как воспоминание о поцелуе — та любовь, которая текла в его венах и которая так напугала его летним вечером, когда они встретились в кафе на берегу моря.
Она говорит, что эта любовь, которую они вместе оплакивали тем вечером, возникла и есть их настоящая верность друг другу, которая переживет эту их историю и все последующие за ней.
Он говорит, что причиной их отчаяния тем летним вечером на берегу моря был один и тот же молодой иностранец.
Она вспоминает, что он часто говорил ей о молодом иностранце с голубыми глазами, черными волосами, но она никогда не думала, что это тот, кого она любила.
Она вспоминает о смертельных напастях, о которых он говорил, что случаются с ним каждое лето, уничтожают его и никогда не имеют никакого продолжения, будучи абстрактными, умозрительными.
Он говорит, что каждый раз ошибался в своих историях, но благодаря их встрече в кафе воспоминание о молодом иностранце кажется ему защищенным от какой-либо ошибки.
Она говорит, что невозможно знать точно, что на самом деле случилось в тот вечер, что они были словно свидетели преступления, забывшие посмотреть, что происходит.
Единственным доказательством могло бы быть то, что он узнал в ней ту женщину из холла отеля. Но в этом случае они бы не познакомились тогда в кафе на берегу моря.
Он пошел выпить в закрытую часть дома. Он иногда это делает, но ее это не волнует. Ему бы хотелось быть уверенным в том, что белый корабль действительно существовал. Этой ночью его воспоминание о корабле путается с каким-то другим воспоминанием. С воспоминанием о холле отеля на берегу моря.
Она говорит: корабль действительно проходил здесь. В городе о нем говорили. Он приплыл из Гавра, его унесло течением в открытое море, и он, должно быть, плыл потом, ориентируясь на огни берега. Это была греческая яхта. Люди, которые ее видели, говорили, что на борту был только экипаж.
Она спрашивает, видел ли он на борту пассажиров.
Он не уверен в этом, но, когда корабль поворачивал, ему кажется, он видел облокотившихся о поручни мужчину и женщину, которые вышли на палубу, наверно, чтобы выкурить сигарету и полюбоваться вереницей сверкающих казино вдоль пляжа. Но когда корабль направился в сторону порта, они, должно быть, вновь спустились в каюту — он их больше не видел.
Он ложится с ней рядом. Они счастливы, как никогда прежде, так сильно, что это пугает их.
Он говорит, что ошибся, это не рассвет, а вечерние сумерки, впереди еще одна ночь, они забыли о времени. Она спрашивает, какого цвета сейчас море. Он не знает.
Он слышит, как она плачет. Он спрашивает почему, но не ждет ответа. Он спрашивает, каким должен был быть цвет моря. Она говорит, что море перенимает цвет неба и что на самом деле цвет не имеет значения, важен только отражаемый морем свет.
Она говорит, что, возможно, они начали умирать.
Он говорит, что ничего не знает о смерти, он человек, который не знает, когда он любил, когда он любит, когда он умирает. В его голосе еще слышны отзвуки крика, но жалобного и далекого.
Он говорит, что теперь он тоже думает о том, что она говорила ему в первые дни их истории. Она утыкается лицом в пол. Она плачет.
Это последняя ночь, говорит актер.
Зрители замирают и смотрят на безмолвных героев истории. Актер показывает на них взглядом. Они все еще освещены ярким светом. Лежат на самом краю сцены. Они кажутся уничтоженными этой тишиной.
Они смотрят в зал, по сторонам, на море. Их взгляды болезненны, испуганны, словно их мучает чувство вины за то, что они привлекли к себе внимание — и всех прочих актеров, и зрителей.
Последняя ночь, объявляет актер.
Они стоят лицом к залу, далекие и близкие, готовые исчезнуть из всякой истории. На этот раз не угасание света, а голос невидимого актера заставит всех остальных актеров замереть, вслушиваясь в последнюю тишину.
В этот вечер накануне шестой ночи он больше не будет смотреть на нее, а она при его приближении укроется белыми простынями.
Их последняя реплика, говорит актер, уже прозвучала перед этой тишиной. Это она должна была сказать ее в последнюю ночь их любви. Эта фраза говорила о том чувстве, которое иногда испытываешь, узнавая нечто ранее неведомое, о том затруднении, в котором пребываешь, когда не можешь выразить это затруднение словами из-за несоответствия слов, из-за их слабости перед бесконечностью боли.