У кинотеатра всегда толклась толпа ребятишек, они приставали к прохожим: "Теть, дай десять копеек, на кино не хватает. Ну чо тебе жалко, теть, дай!"
Еще Яша с Колькой любили бродить по пыльному послевоенному базару. Толстые, приехавшие с юга бабы, сидя на деревянных ящиках возле мешков с подсолнечными семечками, торговали, насыпая их в стаканчики, похожие на рюмки. Яша с Колькой, держа на виду рубль, брали из мешка на пробу щепотку у одной, у второй у третьей и под их ругань, довольные, с горсткой семечек, отбегали.
Колька Иванов жил на первом этаже деревянного двухэтажного дома с братом Виктором, который работал электриком на заводе. По выходным в их квартире собирались друзья. Они приносили с собой все, что добыли в эту неделю: картошку, лук, иногда кусок мяса, сворованного с прилавка на базаре, селедку. "Шалава" Роза, подруга блатного Гришки, варила на таганке суп, очищала и раскладывала на тарелке луковицы, селедку, на стол выставлялась водка, стаканы, Гришка садился во главе стола, наполнял стаканы и начиналось застолье. Пили за фарт, за удачу, говорили о том, что на этой неделе унесли "барыге", начинали петь.
"От качки стонала ЗК, обнявшись, что родные братья, да только порой с языка-а-а срывались глухие проклятья.
...Будь проклята, ты, Колыма, что названа чудной планетой, сойдешь поневоле с ума-а-а,
отсюда возврата уж нету".
Это была любимая песня пьяного Гришки. В компании был и студент. Нередко он приходил с гитарой. У него была своя песня.
"Братцы, я студент провинциальный, образ моей жизни ненормальный..." - начинал он петь, привалившись спиной на цветную ситцевую подушку кровати.
"...А в столовой тоже очень жутко, можно получить катар желудка, суп-лапша, немножко сечки, таракан, упавший с печки, остальное все вода, вода, вода..."
Розе особенно нравился последний куплет песни: "Вдовушку ничем не обижаю, каждый день до дому провожаю, как прижму ее в аллее и целую не робея, надо мной смеется лишь луна".
Отставной морячок в тельняшке очень любил звонкий голос Кольки. Он сажал его на колени: "Давай, пацан, нашу". "Раскинулось море широко", - начинал он. Последний куплет Колька пел один, все слушали его золотой голосок: "Напрасно старушка ждет сына домой, ей скажут, она зарыдает, а волны бегут от винта за кормой, и след их вдали исчезает".
Яков Петрович встал, зажег свет, пошел на кухню, подогрел на плите молоко, размешал в нем ложку меда, выпил. "Может, сейчас усну", - подумал он. Но не спалось.
В школе он и его друг учились посредственно. Да и весь их класс не блистал успеваемостью. Зато был дружен и горазд на проделки. На маслозавод на телеге в мешках везли льняное семя, возница остановил лошадь возле школьного двора, отлучился, и на перемене Колька перочинным ножом проткнул один из мешков. Весь класс подставлял ладошки под текущее семя, вкус их был горьковатым, но приятным. Через урок директор школы, отставной капитан, прервал занятия, поднял всех на ноги и приказал ученикам вывернуть карманы. Семечки не нашли только у девочек. Директор, не стесняясь в выражениях, объяснил им, что они натворили - полмешка в карманах и на земле, вознице грозит уголовное дело. И несмотря на то, что весь класс пятнадцать минут стоял на ногах, никто не признался, что мешок распорол Колька, хотя все знали это.
Шуму было много, приглашали в школу родителей, заставили возместить ущерб.
Особенно отличалась в войне с учениками Любовь Николаевна Девятьярова, учительница немецкого языка, нелюбимого классом. Она была в школе недавно, до этого после окончания пединститута работала в Районом отделе народного образования, за что-то там ее уволили, перевели в школу. Она считала, что незаслуженно, считала себя величиной районного масштаба, двойки и записи в дневниках сыпались от нее в изобилии.
Однажды мать Яши принесла домой ведро с клеем - для оклейки обоями квартир на стройке. Яков тайком,зачерпнул консервной банкой клея, принес в школу, и перед уроком немецкого мальчики намазали клеем стул учительницы. Войдя в класс, она села на стул, вскочила, стул упал. Осознав, что с ней натворили, она закричала: "Сволочи" и со слезами, под злой хохот, выбежала из класса.
И снова по приказу директора ученики полчаса стояли на ногах, но виновников никто не выдал. Из школы Любовь Николаевна после этого случая вынуждена была уйти.
Стыд за тот поступок до сих пор жег душу Якова Петровича. Но что было - то было, и память безжалостно возвращала деда в то далекое прошлое.
Новая учительница немецкого языка, их классный руководитель, появилась в школе после новогодних каникул. Шел последний урок первого учебного дня. Стройная, чуточку бледная, в темно-бордовом платье, вошла она в класс неспешно.
- Здравствуйте. Меня зовут Елена Кузьминична. Мы с вами будем изучать немецкий язык. Я ваша классная руководительница.
- Язык фашистов. Б-е-е, Козлинична! - проблеял из угла Славка Баженов.
- Нам в первый день учиться лень, и просим вас, учителей, не мучить маленьких детей! - прочел стих, который доводил до белого каления Любовь Николаевну, Колька. И тут, словно по команде, со всех концов класса к учительскому столу полетели птички, сделанные из промокашек. Учительница отошла к окну и стояла там, рассматривая улицу, пока шум не стих.
- Я была в Ленинграде во время блокады. В нем таких мальчиков, как вы, мы считали мужчинами, - заговорила она, повернувшись к классу. И стала рассказывать о том, как затаскивали в ведрах песок на чердак, как тушили зажигалки. Диме Черкашину, их сверстнику, фосфор при взрыве попал на руки, рассказала, как от боли он на спине катался по чердаку, как вместе с остатками одежды отдиралось обгорелое мясо.
- Елена Кузьминична, он жив? - спросила детдомовка Шура.
- Он выжил. К сожалению, без одной руки.
- Елена Кузьминична, можно я соберу промокашки?
- Можно.
Шура, к ней присоединились и девочки, стала собирать бумажные птички. Мальчики сидели притихшие.
- У вас последний урок, мы не будем заниматься предметно, я вам прочту сказку.
Учительница начала читать сказку о людях, которые в давние времена жили в степи рядом с бесконечным, угрюмым лесом. Пришло более сильное племя и загнало жителей в лес. Долго брели они по лесу, и силы их стали иссякать. Они не могли вернуться назад - их там ждали жестокие враги, и они не знали, кончатся ли эта тьма и этот лес. Отчаяние охватило их. И тут вышел вперед один из этих людей, молодой и сильный. Звали его Данко.
- Надо идти только вперед, у леса должен быть конец. Я поведу вас!
Ему поверили. Долго еще шли люди по лесу, но конца ему не было. И снова отчаяние охватило их.
- Мы устали, ты обманул нас! - сказали они, и в глазах их не было ничего, кроме злобы.
- Я вас вел, и скоро будет конец лесу. А что сделали вы? Вы даже не смогли сохранить силы! Вы просто шли! - сказал Данко.
- Мы тебе не верим. Ты обманул нас. И ты умрешь, - сказали они.
И тут Данко разорвал себе грудь и вынул свое сердце, которое пылало от любви к людям. Он высоко поднял его над головой, и тьма отступила, стало светло, как от солнца, и народ пошел за Данко. Лес кончился. Данко упал. Пылающее сердце его покатилось по земле. Но люди не заметили смерти Данко, они радовались, они были счастливы. И только один осторожный человек, как бы чего не вышло, наступил ногой на сердце. Оно рассыпалось на тысячи голубых искр. Эти искры и сейчас зажигают в сердцах людей веру в то, что тьма отступит, что впереди будет солнечно и ясно.
Сказка закончилась. Притихший класс сидел и словно ждал ее продолжения.
- Елена Кузьминична, а почему наступили на сердце? Если бы его не затоптали, сейчас все были бы счастливы? - спросила Шура.
- Девочка, этого не знал даже великий писатель, который записал эту сказку.
Домой шли толпой, окружив учительницу. Так началась дружба между педагогом и классом.
Четырнадцатого декабря в конце занятий она устроила "час мечтаний".