Они проехали не спеша, парой, несколько кругов по катку. Ей было приятно держаться своей варежкой за уверенную руку в кожаной перчатке Генриха, приятно было ловить любопытные взгляды знакомых девчонок. Было не холодно, легкий морозец разрумянил щеки, от бега волосы развевались по плечам, словно крылья несли ее по льду. Она была счастлива.
Вовка Майоров в хоккейной рубашке, с номером восемь на груди и спине, держался рядом. Он то резко обгонял пару, то несся на них с бешеной скоростью, казалось, столкновение неизбежно, и сейчас они втроем будут валяться на жестком льду. Зина хватала руку Генриха, но в последний момент Вовка мастерски тормозил перед ними, окатив пару ледовой пылью от резкого торможения. Генрих брезгливо отряхивал со своих брюк снежную пыль и пытался что-то сказать, но Майорова уже не было, он, смеясь, исчезал в водовороте отдыхающих. Вот он снова появлялся, и казалось, что сейчас снова лицо смочит снежная пыль, но Вовка за долю секунды до столкновения отклонял корпус и пролетал мимо.
На одном из кругов Зина подъехала к брустверу и спиной упала на мягкий снег, раскинув руки.
- Я устала. У меня шнурок на ботинке развязался. - Девочка капризно протянула правую ногу Генриху. - Завяжи.
Немец стоял и смотрел на нее, не думая двигаться с места. Подлетел Майоров.
- В чем трудности? Вставай. - Он протянул однокласснице руку. Та села.
- Вова, у меня шнурок развязался. - Она снова подняла свою ножку, показывая болтающиеся концы шнурка. Майоров опустился перед девочкой на колени и тщательно, подтянув каждую петельку, завязал концы шнурка бантиком. Потом, взяв Зину за руку, поднял девочку:
- Нельзя на снегу лежать: простудишься.
И снова исчез в толпе - как растворился.
Генрих и Зина, взявшись за руки, еще раз прокатились по большому радиусу катка, а потом подъехали к центральному кругу. В середине катка красной линией была выделена площадка диаметром метров сорок, на которой катались, без риска получить травму от столкновения со взрослыми, подростки и совсем малышня - юные фигуристы. Гонялись друг за другом и детишки с пластмассовыми игрушечными хоккейными клюшками. Генрих и Зина подъехали к ним и долго наблюдали. А когда из репродукторов полилась музыка "Калинка, калинка, калинка моя...", Генрих не выдержал, на скорости вкатился в центр круга и сходу сделал фигуру "высшего пилотажа" - тройной тулуп. Малышня удивленно посторонилась, а потом все откатились подальше, к черте. К ним подтянулись мамы с обочин катка. А на Генриха нашло вдохновение - он решил откатать свою программу полностью: делал дорожку, шаги, спирали, вращения в приседе, потом, поманив к себе Зину, попробовал сделать поддержку, но девочка была тяжеловата, и у него это не совсем получилось. Стоявший в сторонке Вовка Майоров наблюдал, как его одноклассницу обнимает за талию, еще раз пытаясь сделать поддержку, Генрих, и непроизвольно хмурился. А Зине, похоже, это очень нравилось: она, розовая от смущения и удовольствия, послушно делала все, что хотел немецкий мальчик, в какой-то момент даже вся припала к его груди.
К Майорову подъехал его товарищ по хоккейной команде.
- Кто это там выпендривается?
- Немец, из нашего класса.
- Может, его "бортануть"? Детишкам же кататься надо.
- Оставь. Сейчас эта музыка закончится. Поехали.
Друзья исчезли. Зина с Генрихом, откатав, тоже выехали за круг, поблизости кто-то из родителей в знак благодарности за зрелище захлопал в ладоши.
После катка Зина повела домой Генриха через парк: там были ледяные горки, и молодежь с визгом каталась на них. Зина попробовала затащить на горку и Генриха, но тот отказался.
Они шли по чищенным от снега дорожкам парка в сторону шумного квартала, где жила семья Малининых, возня и смех на горках остались позади, светила луна. Было тихо и уютно. Зина взяла Генриха за руку.
- Ты так сегодня классно катался. Тебе даже аплодировали.
Генрих начал рассказывать, как ему аплодировали, когда он занял второе место на первенстве Баварии, сколько было на льду цветов и подарков! Он старался рассказывать на русском языке, постоянно вставляя слова, а иногда и целые фразы на родном, немецком, но Зина его понимала. Она с восторгом смотрела на немецкого юношу.
В тесном лифте своего дома она прижалась к высокому мальчику, подняла к нему лицо и закрыла глаза:
- Поцелуй меня, Генрих.
Генрих удивленно посмотрел на нее, нагнулся и поцеловал в румяную, прохладную от мороза щеку. Губы его были холодны. Ему приходилось целовать и партнерш по фигурному катанию после удачных выступлений на соревнованиях, и, в знак благодарности, тренера, фрау Ингрид.
А сердце девочки от первого в ее жизни поцелуя юноши забилось, как у пойманной птички, и готово было выпрыгнуть из груди от радости.
Дома дети разделись, помыли руки, и Марина накормила их ужином: Генриху был приготовлен бифштекс с кровью, он любил такое блюдо, Зина довольствовалась лишь салатом, мать на ночь ей тяжелую пищу есть не позволяла. Поблагодарив за ужин, Генрих ушел в свою комнату рассказывать своей "мутти" о проведенном вечере: он раз в три дня обязательно докладывал матери о том, как проводит время в России.
Зина тоже ушла в свою комнату и долго валялась, не переодеваясь, скинув только тапочки, на нерасправленной кровати. Она вспоминала каток, сильные руки Генриха на своей талии при подкрутках, прикосновения их были так приятны, прохладные мягкие губы Генриха на своей щеке при поцелуе. Мечты рисовали ей продолжение их отношений, новую поездку в Мюнхен, куда ее уже пригласила фрау Эльза. Отец с матерью отнеслись к разговору с мамой Генриха благожелательно.
В комнату заглянула мать.
- Ты что это валяешься в одежде на покрывале?
Девочка привстала, обняла маму за шею и ласково прижалась к ней.
- Мне так сегодня хорошо было, мама!
Марина, улыбнувшись, внимательно посмотрела на дочь:
- Койку разбери. Свет выключить?
- Я сама. Спокойной ночи, мамочка.
Утром Сергей по пути в автосервис завез детей в школу перед самым началом урока. Все уже сидели на местах, когда Генрих прошел за свой стол, Зина - за свой, позади него. Прозвенел звонок, вошла Вера Федоровна, все, приветствуя ее, встали. Учительница, выдержав паузу, внимательно оглядела их, отметив про себя, что Малинина опять при вызывающе нескромных золотых сережках, и эта брошка, золотая змейка, опять на ее груди! Эта брошь ученицы больше всего раздражала учительницу: она была точно такой же, как и у нее. Вере Федоровне в свое время стоило больших колебаний у витрины ювелирного магазина при принятии решения о покупке этой золотой змейки. Украшение было недешево, ей очень нравилось, она им гордилась. Но с некоторых пор такая же золотая змейка появилась и на груди Малининой, ее подарила ей мама на день рождения. И учительница вынуждена была, когда шла в класс, оставлять брошь дома, чтобы не быть хотя бы в чем-то похожей на эту четырнадцатилетнюю "выскочку". Хотя претензий по учебе к ней не было, все предметы ей давались удивительно легко.
- Садитесь. Сегодня у нас будет урок русского языка: падежи и падежные окончания имен существительных. Итак, Генрих, еще раз скажи, сколько падежей в русском языке и какие они?
Генрих легко перечислил все шесть падежей и вопросы, на которые отвечают падежи.
- А сейчас ты, Одинцова, расскажи, что такое падежные окончания, и перечисли их.
Катя тоже справилась с заданием, но, перечисляя окончания, несколько запуталась. Сидевший через проход Вовка Майоров шепотом подсказал ей.
Зина все это знала отлично и урок не слушала. Она все еще была под впечатлением от вчерашнего вечера. Вырвав чистый листочек из тетрадки-словаря, она написала записку Генриху. Свернув ее в четыре раза, она толкнула сидевшего впереди немца и, казалось, незаметно передала ему. Но от глаз Веры Федоровны это не укрылось.