Выбрать главу

- Сегодня наши предки по старому календарю отмечали новогодний праздник. Они загадывали желания, они мечтали. Сейчас мы тоже отбросим все текущие дела и помечтаем.

- Ура! - захлопали в ладоши девочки.

- Тише. В школе еще не закончились занятия. Я хочу, чтобы каждый из вас сказал, как он понимает слово "счастье".

Дети задумались. Никто не решался поднять руку и высказаться первым.

- Слава, давай начнем с тебя. Ты у нас самый смелый.

Станислав Баженов, худой, долговязый мальчик, откинул крышку парты и встал.

- Счастье - это когда всего-всего будет полно. Не будет очередей за хлебом, в школьном буфете будет стоять большой фанерный ящик с ливерными пирожками, и каждому можно будет брать пирожки.

И, подумав, добавил:

- Бесплатно.

- Коля, а ты что думаешь? - обратилась она к моему другу.

- Счастье - это когда за людей будет все делать электричество. - И он пропел слова песенки, которую слышал от студента во время недавней пьянки в их квартире:

"Ток зарождается внутри электрополя,

Через трансформаторы выходит он на волю,

И обогревшись над вольтовой дугой,

Бежит, спешит, торопится

до электропивной.

Нам электричество сделать все сумеет,

Нам электричество любую тьму развеет,

Нам электричество любой заменит труд,

Нажал на кнопку - чик-чирик -

И все уж тут как тут".

Все захохотали. Колька, довольный, сел.

- Счастье - это когда все-все будут добрыми. Не будут драться, не будут бить женщин и детей, - сказала Люда Иванова, у которой был отчим-инвалид.

- И не будет войн, и не будут воровать, и не будет блата, - добавила детдомовка Шура.

- Воровать будут всегда. И блат будет всегда. Всегда все захотят быть начальниками, захотят руководить, и дочек своих будут по блату устраивать на теплые места, - прервал ее, не вставая, Дима Воронин. У него была полная, благополучная семья: отец бухгалтер на элеваторе, мать - швея на швейной фабрике.

С ним не захотели соглашаться. Загалдели.

- Тише, тише. Выскажутся все. Давайте по одному. Почему ты так считаешь, Дима?

- Это закон природы: сильный живет за счет слабого. Воробей ест бабочек, кошка ест воробья, кошку хватает и заклевывает ястреб. Волк ест овцу. Человек убивает волка, чтобы самому съесть овцу, потому что он сильнее волка. И когда будет голод или не будет воды, всегда будут войны: люди будут убивать друг друга.

- Но ведь человек - не зверь, Дима. У человека есть разум. Есть нормы поведения, мораль, законы. Не все меряется полнотой желудка и полнотой жизненных удобств. Дорогие мои, - обратилась она уже к классу, - мы с вами, вы будете менять жизнь. Мы строим социализм. Основные материальные ценности и средства производства будут в руках народа, в ваших руках. Вы построите общество, когда купаться в роскоши, если рядом голодные и немощные, будет стыдно, когда воровать у общества будет стыдно. Люди будут делиться благами со слабыми, вы построите жизнь, где будут счастливы все.

- Такой жизни никогда не будет, - стоял на своем Дима. - Отец говорит, что люди разные: один трудяга, другой - лодырь, один умный, другой - дурак. Почему трудяга и умница должны жить так же плохо, как дурак и лодырь?

- Елена Кузьминична, а в Ленинграде за хлеб убивали? - спросила Шура.

Учительница прошлась по ряду между партами. Помолчала.

- Наверное, и такое было. Я согласна с Ворониным: люди разные. К сожалению, есть и преступники. Но жизнь, девочка, меняется. И хороших, добрых людей будет все больше и больше. В это надо верить. Ради этого надо жить, девочка.

Приближался рассвет. Яков Петрович встал, подошел к окну и раздернул шторы. По небу плыли темные осенние облака, на тополе на отдельных ветках еще оставалась пожелтевшая листва, грязную лужу под окошком сковал ноябрьский морозец.

Утром, проводив внучку в школу, Яков Петрович зашел в ванную комнату и поставил на полочку у зеркала дополнительный стакан со свежим тюбиком зубной пасты и зубной щеткой, повесил дополнительное полотенце. Постоял, раздумывая, надо ли выкладывать для гостя бритвенный прибор, решил, что не надо: может, юноша еще не бреется, а может, свое что привезет - электробритву какую навороченную, если бреется, да и бритвенные лезвия германские - лучшие в Европе.

Спустился на первый этаж в кафе, договорился с заведующей о питании внучки и немецкого мальчика по их желанию, согласно меню, внес задаток, окончательный расчет будет производить дочь в конце месяца. Сходил в парикмахерскую, постригся. Прошелся по ближайшим магазинам, купил продукты к чаю - торт, сыр, фрукты. Подумав, зашел в цветочный, купил букет, объяснив продавщице, что цветы для мальчика. Она составила "мужской" букет. Дома помылся, надел свежую рубашку, костюмные брюки и стал ждать.

После занятий внучка, как всегда, стремительно влетела в квартиру, увидев голубые цветы в бывшей своей комнате, от радости захлопала в ладоши:

- Какой же ты молодец, деда! И какой ты сегодня свежий, нарядный!

- Иди, чаю попей, егоза.

- Дед, Вера Федоровна сказала, что они приедут в четыре часа.

- У тебя еще полтора часа времени. Займи себя чем-нибудь.

Зина побежала в душ, помылась, посушила феном волосы, долго вертелась перед зеркалом, делая прическу, подкрасила губы и, открыв маникюрный набор, занялась ногтями.

Вера Федоровна и Лидия Петровна, представитель фирмы-организатора, вместе с высоким русоволосым парнем прибыли ровно в четыре часа. Дед и внучка встретили их в прихожей. Поздоровались. Мальчик поставил у ног большую объемистую дорожную сумку, снял с плеч такой же объемистый рюкзак. Из сумки достал плюшевую обезьяну и протянул ее Зине. Обезьяна приветливо закивала головой. Девочка взяла одной рукой обезьяну и бросилась гостю на шею:

- Генрих, спасибо!

Мальчик смущенно обнял ее: его теплая шерстяная клетчатая куртка была влажной от растаявших снежинок, нападавших на нее в пути от такси до подъезда. Вера Федоровна бросила осуждающий взгляд на ученицу:

- Зина!

- Ну, я думаю, Генриху здесь скучать не придется, - улыбнулась представитель фирмы. - Яков Петрович, нам нужно уладить некоторые формальности.

- Раздевайтесь. Проходите.

Взрослые прошли в гостиную, Лидия Петровна достала из сумочки бумагу, в которой говорилось, что Генрих Шредер доставлен в семью Малининых. Здоров и невредим. Яков Петрович расписался. От чая женщины отказались.

- Нет-нет, спасибо! Не будем вас отвлекать. Устраивайтесь. - Оделись и ушли.

Зина в это время показала Генриху его жилье, предложила помыться с дороги, увела в ванную комнату. Через полчаса они втроем пили чай, потом Генрих звонил своим родителям в Мюнхен, затем вставил в компьютер привезенный с собою диск, и вместе с Зиной они начали увлеченно рассматривать фотографии, вспоминая трехмесячное пребывание Зины в Германии. Зина пригласила к компьютеру и "гросфатера" - деда.

- Деда, это Мариенплац, это рождественский трамвай, он возит пассажиров в рождественские праздники через полчаса, он такой красивый, деда! Украшен внутри и снаружи. Это мы в нем, едим баварские колбаски, пончики, рождественские пряники. И там такая музыка была! А это - бармен, бар прямо в центре трамвая! Представляешь, деда!

Зина, рассматривая фотографии в компьютере, рассказывала деду о королевских замках в Альпах, замке Нойвайштайн, он вдохновил Чайковского на написание "Лебединного озера", а Уолт Дисней у себя построил его уменьшенную копию и назвал Замком Спящей Красавицы; он как бы побывал в городах Зельден, в ста двадцати пяти километрах от Мюнхена, в Регинбурге, Нюренберге, курортном Гармише с его удивительной архитектурой, солнечными лыжными трассами, вместе с внучкой и хохочущим Генрихом покатался на санках, попрыгал на дискотеке. Фасады многих домов были украшены фресками с удивительными сюжетами, на улицах, казалось, нет и пылинки, витрины магазинов, казалось, соревнуются в изысканности украшений и роскоши.

- А это, деда, магазин игрушек. Обезьяны, мишки. И все они как живые: кивают головами, моргают, двигают руками. А это я с обезьянкой. Я не могла ее купить: мне не хватило денег, она мне так понравилась! А Генрих запомнил это и привез. Я так рада, я так рада, деда! Я назову ее Читой. А это мы снова на дискотеке. Деда, а ты ходил в детстве на дискотеку? Ты умеешь танцевать?