Горюнов не слышал вопроса. Он смотрел в море. Председатель в раздумье опустил голову.
— Я считаю, что они покинули вертолет не далее чем в трехстах километрах отсюда, — прервал молчание Гладиков. — Нам известно, что Руссов заправил в Городе машину полностью. Это ясно еще и потому, что она долетела сюда.
— Да, — поддержал Гладикова Воеводин, — если учесть время полета, двигатели наверняка высосали полностью горючее из основного и дополнительного баков. Баки пусты… а при ударе не взорвались. Керосин.
— Правильно, Иван Иванович! Керосин не взрывается! Но вы сказали: из дополнительного! А кто переключил систему питания на запасной бак? Это мог сделать только пилот! Где? Не далее чем за триста километров отсюда.
— Значит, Эдвард Милентьевич, вы считаете…
— Что людей надо искать на последнем отрезке маршрута, товарищ председатель! И техника Галыгу надо пощупать с пристрастием, неизвестно, как этот пьяница готовил вертолет.
— Плохо знаете технику, Гладиков. 36180 — последняя модернизация данного типа вертолетов. С основных на дополнительные топливные баки переключение происходит автоматически, — поправил инспектора Воеводин.
— Аппарат без людей шел несколько часов? Чепуха! Почему же, Эдвард Милентьевич? — спросил Батурин. Можно объяснить. Руссов имел привычку сразу же после набора заданной высоты и выхода на курс следования включать автопилот.
— Был ли включен пилот автоматический — скажут инженеры! Я только предполагаю.
— Пока ничего другого нам не остается, — согласился Батурин.
Через несколько часов картина происшествия стала немного ясней. Водолазы и аквалангисты, закончив работу, подтвердили, что на дне людей нет, основываясь не только на результатах поиска, но и на данных гидротехнической службы о силе и скорости приливно-отливного течения.
Инженеры и авиатехники подетально разобрали, распилили аварийную машину, каждую часть сфотографировали и пришли к выводу, что до удара о воду управление вертолета оставалось исправным, автопилот включен, радиостанция (предположительно) не имела дефектов. Техническая экспертиза на первом этапе расследования не нашла причин, следствием которых могло быть решение экипажа покинуть вертолет на парашютах.
Как деталь осмотра упоминался привязной ремень пилота, застегнутый на замок, но порванный у места крепления к сиденью. Человеческими усилиями брезентовый ремень разорвать нельзя.
Что же произошло в воздухе?..
* * *Красный вертолет командира ОСА возвращался домой. Горюнов сидел в правом пилотском кресле, съежившись, обхватив острые колени сцепленными руками. Из-под надвинутого козырька фуражки тускло синели глаза. Вялая, потрясенная несчастьем память медленно прокручивала прошлое. Он устал жить. Раньше такая мысль не возникала, хотя горки преодолевались крутые, не раз и горе хватало за душу.
Сколько товарищей похоронил в Отечественную войну? Умерла и жена, теперь — сын… А может, еще и нет? Может быть, тундра приняла Павла мягко? Дорога Горюнова, вначале широкая, с каждым годом сужалась и теперь, как ему казалось, превратилась в тропинку, на которую можно поставить только ступню. Долго ли можно скакать на одной ноге?
День, с чего все началось, он помнит ярко.
Сорок третий год… Части фашистской горно-егерской альпийской дивизии «Эдельвейс» застряли на полуострове Рыбачьем под Муста-Тунтури. Это была первая крупная и непреодолимая осечка в гитлеровском плане вторжения «Голубой песец». И был день без привычных облаков. И был бой. Прожигала небо трасса. Зеленая трасса. Еле заметная в мглистом воздухе. Горюнов увидел ее, когда она только что оторвалась от земли. Казалось, она поднимается вверх очень медленно. Казалось так, наверное, потому, что Горюнов быстро действовал. Он шел за ведущим и выше его. Ведущий и зеленая трасса, выпущенная многоствольным «эрликоном», должны были встретиться. Горюнов отжал ручку управления, дал двигателю форсаж. Он успел встать между горячим кончиком многожильной трассы и голубоватым брюхом самолета ведущего. Потом, когда его спрашивали, он сказал, что попал на это место случайно. Что случайно снаряды «эрликона» сделали в его истребителе три дырки и сломали руль высоты. Разорвали плекс кабины. Один из мельчайших осколков уколол правую челюсть. Через несколько дней осколок величиной с игольное ушко выпал вместе с отмершим лоскутом кожи. Через несколько дней! А тогда Горюнов почувствовал легкий укол, и у него закружилась голова. Небо, горизонт, самолет ведущего поплыли в сторону и слились в серое, густое и тягучее, как кисель, пятно. Только миг. Самолет не успел даже свалиться на крыло…