Выбрать главу

— Антоша! — позвала Лехнова. — Антоша!

Богунец, стоящий в конце шеренги, отстегнул карабинчик фала от троса и пробрался к ней.

— Я здесь, Галина Терентьевна!

— Антоша, выкинь меня! Очень прошу! Назад не пойду!: Выкинь! Век буду тебе благодарна!

— Без церемоний?

— Все можно, Антошенька, все!

— Есть!

Богунец встал за Лехновой, резко ударил ее по напряженным рукам, и они будто сломались. Он прижал локти Лехновой к ее талии и, показалось всем, мягко тронул ниже пояса коленкой. Парашютистка вылетела из самолета.

— И я до дому! — Богунец прыгнул за ней.

На земле слышали, как двое, почти рядом раскачиваясь под сине-белыми полотнищами, горланили песню:

…Прилетишь — прибегу на свидание, Как на первую встречу с тобой!

Когда они опустились, Богунец, помогая Лехновой собрать купол, вдруг замер, уставившись на нее.

— Галина Терентьевна!

— Что, Антоша?

— Вы помолодели лет на десять!

— Думаешь?

— Вижу. Честное слово, вижу! — воскликнул Богунец.

— Не знаю. Может быть. По правде, я чувствую, будто сбросила с плеч какую-то тяжесть. И знаешь, чего мне сейчас хочется, Антон?

— Плясать!

— Нет. Извини. Раньше я будто дремала. Понимаешь? Да нет, от тебя это далеко…

— Чего же вам хочется? — вытянулся по стойке «смирно» Богунец. — Мигом исполню!

— Стыдно говорить… Мне хочется целоваться…

День прошел в общем благополучии, если не считать обычных на Кольском полуострове капризов погоды: неожиданно прикатился с севера ветер. Упругая воздушная волна подхватила парашют Наташи Луговой. Удерживая ее «козлиный» вес, купол начал возноситься. Не снижаясь, девушка летела долго и приземлилась в пяти километрах от аэродрома, откуда ее привез на двухместном вертолете встревоженный Батурин.

И еще случай, который вроде бы порадовал пилотов ОСА: не решился совершить прыжок инспектор Гладиков. Шесть заходов на сброс сделал Ан-2, но инспектор так и не смог подняться с сиденья. Вдобавок на земле его вырвало.

— Как будем жить дальше? — спросил Квадрат, отведя его в сторонку.

— Наверное, мне надо уехать отсюда?

— Завтра я подпишу вам рапорт. Думаю, начальник управления не будет возражать…

Парашют. Прыжок. Несколько дней не сходили эти слова с уст пилотов. Но никто не мог предположить, что к ним придется вернуться очень скоро… И зазвучат они по-другому…

XXIV

Они выполняли «огибающий полет». Иван Воеводин с инструкторского кресла поглядывал на юного монгольского летчика. Нет, не пропал даром труд, и этот последний из его группы пилот с отменной выдержкой и умением маневрирует между сопками, не боится малой высоты.

Можно со спокойной душой отбывать в родные края.

Сколько Воеводин повозился с этими ребятами, пока они овладели машиной и мудреной профессией метеоразведчика. Когда долго не получался какой-нибудь элемент полета, они огорчались до слез, как дети. Но монголы были чертовски самолюбивы, и это помогло. Бывало, до полуночи не дают спать, технический переводчик уже с ног валится, а им растолковывай, рисуй, пиши формулы.

Впереди холм с пологими спусками на запад, за ними должен быть огромный кусок желтых гоби — там аэродром.

«Как там Галя?» — об этом Воеводин вспоминал каждый раз, когда перед посадкой самолета на табло приборной доски загорались зеленые лампочки выпуска шасси. А полетов в Монголии он сделал триста шесть. Сегодня последний — триста седьмой.

Вздрогнул самолет, вытолнул шасси, блеснули зеленые лампочки. «Как там Галя», — на этот раз Воеводин вспомнил о письме, пришедшем вчера.

В письме убийственные слова. Как она их могла написать? Тому, что говорила перед отлетом в Монголию, он не поверил.

Через минуту бреющего полета стремительный лайнер-метеоразведчик, взъерошив закрылки, мягко опустился на аэродром.

«Все! — с удовольствием вздохнул Воеводин, отошел от самолета и внимательно посмотрел на него. — Не подвел, бродяга! Жаль, нельзя тебя здесь на чужбине капитально подлечить, да и дома, в эскадрилье, ждут не дождутся. Пока мы причесывали монгольские гоби да горки, у бортмеханика дочка родилась, у штурмана сын поступил в военное училище. Бортач красивое дэли своей ненаглядной везет, хвастался вчера этим халатом. Я тоже кое-что Гале купил… Зачем она прислала это письмо…»

После письма время для Воеводина потекло медленно, тягуче. Он хотел побыстрее вырваться из его пут. Все, что раньше казалось интересным и значительным, стало раздражать. Но он жестко контролировал себя, и никто из товарищей не замечал, что работа вдруг стала в тягость и мысли его далеко.