— Откуда, браток? — окатился он к Короту.
— С неба. Раненого взяли.
— Видно, что не со свадьбы, хотя белизна на тебе подвенечная. Как там? А? — заискрились глаза артиллериста.
— Ну ты, морда, замолкни! — гаркнул ефрейтор.
Пленный схватил пригоршню снега, проглотил ее, сладко причмокнул и занес тяжелый молоток над головкой взрывателя бомбы.
— Будешь орать, гад, подниму твою душонку вон к той кудрявой тучке! Как там? — снова спросил он.
— Недолго, друг…
— Форверст! — толкнул Корота в спину автоматчик. — Шнель! Шнель!
— Скоро услышишь басок своих гармат, артиллерист!
— Болтать ты горазд, посмотрим, каков в работе! съехидничал ефрейтор и показал на пятисоткилограммовый фугас. — Вот малютка! К вечеру должен отвинтить ее жало. Кстати, она с балансиром, так что обнимешься с богом раньше, чем тебе хочется!
Корот, не собираясь работать, посматривал на ржавое полузасыпанное грязным снегом сигарообразное тело бомбы и не заметил, как после ухода немцев с реи упал белый флаг. Над головой свистнули пули из сторожевого дзота.
— Рано помирать собрался, браток! Стучи, — услышал он крик соседа, — а то скосят за милую душу.
Корот присел у бомбы, взялся за молоток и зубило.
— Она ж с балансиром, вдарь — и часовой механизм заработает!
— Хрен с ним! Ушко прикладывай, затикает — вон сколько укрытий, — кивнул на ямы артиллерист. — Сверху вниз бей, а не продольно. Да и везли же ее сюда, не боялись!
— Работаешь на совесть?
— Второй день вкалываю. Вчера не отвинтил, измордовали и жрать не дали. Ты делай удар по гайке взрывателя и два удара по резьбе для предохранительной крыльчатки. За это тебе, конечно, врежут, но бомбу испортишь. У них сейчас туго с этими гостинцами. Да не вставай с места, убьют!
К вечеру сильный ветер понес колючий снег параллельно земле. За метелью скрылся из вида сторожевой дзот. Корот натер керосином руки, но задубевшие пальцы все равно отказывались сгибаться, тогда он отбросил в. сторону обжигающее холодом зубило, плюнул, поднялся и неуклюже затоптался, замахал руками, согревая одеревеневшее тело.
Так он плясал с полминуты. Жесткий удар в спину сшиб его, перебросил через фугас в воронку, он услышал громовой раскат, и сверху на голову шмякнулись два больших кома мокрой земли.
Перемедлив, Корот выполз по сыпучему снегу наверх. На краю воронки стоял артиллерист, мял в руках шапку. Снег сек его лицо и быстро таял на впалых заветренных щеках.
— Бомба ахнула в двухстах метрах, — сказал он. — Там работал тоже летчик.
Затарахтел, прожег метель желтоватой трассой крупнокалиберный пулемет из дзота, красная ракета врезалась в молочное небо. Разрывая вихрящуюся белизну, бежали солдаты. Их гортанные крики душил ветер. Пленных собрали в кучу, погнали в барак на окраину Федосеевки.
Барак — бывший коровник. Густой запах прелой соломы и навоза вырвался из темного проема открытых ворот. Входили, держась друг за друга. В коровнике темь. Подтолкнутый сзади Корот споткнулся и упал на колени. Услышал голос: «Ползи вправо». Не в силах встать, он на четвереньках продвинулся немного, нащупал солому и опрокинулся на спину. «Ну, вот мы и в стойле!» — сказал тот же голос. Корот вытянул ноги, закрыл глаза и сразу уснул. Потревожил артиллерист.
— На кормежку, браток! Бифштекс с жареным лучком и кофю подают!
Между стойлами ходил солдат, зажигал фонари «летучая мышь». Второй у входа наблюдал за пленными, держа автомат на изготовку. Рядом в черном кожухе, отделанном по краям серебристым каракулем, стоял переводчик, ефрейтор Криц. Заложив руки за спину, он исподлобья посматривал на оборванных, грязных людей, жадно поедающих коричневую бурду. Выждал, пока облизанные миски и котелки сложили в стопку у двери, ткнул пальцем в одного из пленных.
— Вот ты со мной, живо!
— После каждого взрыва Штрум проверяет нашу психику, — криво усмехнулся артиллерист. — Особенно достается пацанам, таким, как ты, летун.
— Не дерзи, дядя, — предупредил Корот.
— Ух ты, мухты-почемухты, сохранился еще дух-то! — засмеялся артиллерист. — Тогда ничего, тогда покоптишь небушко! А вчера один не вернулся.
— Убило?
— Зачем? Сам взорвешься. Не вернулся, значит продался. Чу! Топают!
Сначала в дверь влетел военнопленный и растянулся на полу, за ним солдат. Ефрейтор вошел последним. Высмотрев Корота, сказал:
— На допрос. Быстрей!
Перед последним звонкомОберштурмфюрер Штрум после бессонной ночи дремал в кресле. Ныли костяшки пальцев, разбитые о лица упрямых смертников. Мычат, а должны визжать, свиньи! Не спалось, конечно, из-за другого. Уж больно распоясались лесные бандиты. Плодятся не по дням, а по часам. Вооружаются. Подбираются к горлу. И на фронте не светит: пришлось вернуть коммунистам Воронеж, Касторную, Элисту, Армавир, Майкоп и много других городов по всему фронту. Если так будет продолжаться — скоро последний звонок!