Через прозрачный люк автомобиля было видно, как сгущаются сумерки. Вдали строительные краны застыли в ожидании прекрасного будущего. Ивате вспомнился рекламный слоган:
Ивата попросил водителя высадить его возле магазина, ему нужно было купить фруктов и пару теплых носков. Пожилая продавщица с улыбкой спросила:
— Навещаете своих?
Он кивнул ей в ответ и вышел. Подъем к зданию больницы был пологий и долгий. Несмотря на то что было холодно, Ивата успел вспотеть, пока добрался до главного входа. Девушка-администратор его сразу узнала и повела по коридору, осторожно ступая по свежевымытому полу.
— Простите, что напоминаю, но, кажется, вы уже семь недель не вносили плату…
— Прошу прощения, очевидно, я ошибся в расчетах. Как только вернусь в Токио, я все улажу.
Администратор кивнула, словно извиняясь.
— Она на улице. Сюда, пожалуйста.
Поблагодарив девушку, Ивата направился в большой ухоженный сад. В дальнем его конце пациенты сажали цветы. На легком ветерке покачивались фламинго и слоны из папье-маше и крутились разноцветные вертушки. Через открытое окно доносились вокализы какой-то женщины. На другой стороне сада, где начиналась рощица, Ивата увидел ее. Она лежала в шезлонге, прикрытая одеялом.
Городские огни, как прекрасны они.
При виде Клео у него сжалось сердце. Впрочем, так было всегда, однако теперь к его ощущениям добавились новые нотки.
Я счастлива с тобой. Прошу тебя, скажи.
Он пододвинул пластиковый стул и сел рядом. Клео было тридцать с хвостиком, как и Ивате, ее светлые волосы недавно остригли шапочкой. Ее кожа стала бледнее, чем он помнил, а синие глаза уставились вдаль.
— Привет, — сказал он по-английски.
В кроне дерева над их головами без умолку щебетали птицы.
Я иду, иду, качаясь, словно челн в твоих руках.
Он робко взял ее за руку. Его губы дрожали. Из ее руки, такой маленькой, тепло ускользало, словно из камешка, поднятого на пляже.
Я счастлива с тобой. Прошу тебя, скажи.
Испугавшись, что причинил ей боль, Ивата выпустил ее руку.
— Я принес тебе фруктов. И носки. Они вечно теряются.
Он поставил корзинку рядом с шезлонгом. Она ничего не сказала.
— Попрошу вышить на них твое имя. Тогда уж не спутают.
Она все смотрела на горизонт, словно этого занятия должно было хватить до конца жизни.
— Клео, ты кажешься сильной. И… здоровой.
Я счастлива с тобой. Прошу тебя, скажи мне слова любви.
Ивата зарыдал, зарывшись лицом в ладони.
Сучья жизнь. Сучья жизнь.
Ивата вернулся домой во втором часу ночи. В прихожей пришлось пробираться через детские велосипеды, стопки газет, швабры. Встроенные часы микроволновки окрашивали квартиру в зеленоватый цвет. В углу громоздились коробки с вещами. Он отвел взгляд. Все равно скоро он их увезет. Но не завтра.
Качая пресс, Ивата смотрел телешоу «Говорим по-английски». Ведущая с фальшивым энтузиазмом похвалила участников за их произношение, просто чудовищное. Слово дня:
Ивата выключил телевизор и разложил на полу фу-тон, купленный по дешевке. Укладываясь, он потянулся к окну, чтобы приоткрыть штору. Внизу сверкал неоновый Токио. Вечная суета предпринимательства, каждый метр площади стремится к захвату и освоению. Низко нависали тяжелые тучи — Ивата затруднился бы определить их цвет. Стараясь не думать о Клео, он закрыл глаза, надеясь, что снов не будет.
Глава 2
Нелегкая работа
— Я просто о том, что в любой другой стране, сменись там за четыре года четыре премьер-министра, наступил бы кризис.
— Он ведь еще работает!
— Пфф! Это всего лишь вопрос времени. Хотя, сказать по правде, Японии кризис не грозит. Очередная отставка приведет к тому, что политический двигатель так и будет крутиться вхолостую. Кого это заботит?
— Это называется политической апатией.
— Именно. На последних выборах явка была меньше 50 процентов. Как мы собираемся что-то изменить, если половину населения Японии ничего не трогает!
— Но, может, с этим просто вообще ничего нельзя поделать, и дело не в отсутствии интереса к политической жизни…