— Сам помой, — бросила через плечо Сью Энн, — а мне нужен горячий душ.
Валентина хихикнула.
— Хорошо… Я вымою… а однажды ночью я свистну ключи от машины, и мы поедем кататься, но, если вы не поможете мне, я вас не возьму!
Пол повернул назад. Девочки остановились.
— Я умею водить машину, — добавил Пол, — и хорошо вожу, по-настоящему!
Через несколько минут все трое выжимали мыло из бутылки с пульверизатором и влажными тряпками протирали почтенный, давно пребывающий в работе микроавтобус. Валентина с энтузиазмом очищала его от накопившейся дорожной пыли и мичиганских насекомых. Внезапно мир показался ей снова почти добрым. У нее появились двое новых друзей… ну, почти друзей. Особенно Сью Энн.
Она никогда в жизни не встречала такой девчонки, как Сью Энн.
За ужином в этот вечер Валентина, Сью Энн и Пол сидели вместе, Сью Энн и Валентина сидели обнявшись. Когда одна из девчонок за столом стала издеваться над ломаным, с русским акцентом языком Валентины, Сью Энн выскочила из-за стола и вылила свой стакан молока девочке на голову.
— Нечего приставать к Вэл. Она не виновата, что не могёт хорошо говорить. Мы научим ее, только подождите! Она еще лучше нас будет говорить. Мы ей поможем.
В эти дни все трое ели и играли вместе, дружно выполняли порученную работу и пели в церковном хоре. Они болтали, хихикали, и эти двое американцев учили Валентину английским словам. Валентина дорожила близостью и поддержкой Сью Энн. Когда эта вздорная рыжеволосая девчонка находилась рядом, не оставалось времени плакать и горевать. Сью Энн заполнила собой образовавшуюся в ее жизни пустоту.
В тишине школьной библиотеки они перелистывали книгу с фотографиями огромных лилово-голубых орхидей. Сью Энн была очарована. Минут десять она не давала перевернуть страницу.
— Послушай, — мечтательно вздохнула Сью Энн, — я больше не хочу, чтобы меня звали Сью Энн. Что за дурацкое имя, как у какой-то мымры. Я хочу называться Орхидеей. Это имя — как у звезды. Такие имена носят только звезды телевидения. Я их обожаю.
Так как Валентина с изумлением уставилась на нее, Сью Энн добавила:
— Да, отныне и навечно я — Орхидея и когда-нибудь стану великой звездой… может быть, Элизабет Тейлор.
— Орхидея! Но это же название цветка, — усмехнулся Пол.
— Я — Орхидея! И если ты не станешь меня так называть, то я разнесу тебя в пух и прах.
Позже, когда они направлялись к главному зданию, девочки, как всегда, держались за руки, и Орхидея — Валентина поняла, что отныне ей так придется называть подругу, — пребывала в странном мечтательном состоянии.
— Я не врала, — сказала она. — Вэл, ты знаешь, я не вру и когда-нибудь стану знаменитой. Хочу стоять на сцене, и чтобы люди вокруг смеялись, и плакали, и хлопали; и ты, может быть, тоже станешь звездой вместе со мной.
Валентина затаила дыхание: хотя ее мама танцевала в Большом как прима-балерина, она никогда не думала о подобной карьере для себя.
— Звездой? Ты хочешь сказать — танцовщицей? О, я не знаю…
— Вэл, — сказала Орхидея, сжав ее руку, — быть звездой замечательно. Но я не хочу быть кинозвездой без тебя.
Когда они дошли к дортуару, Валентина чувствовала, как огромная глыба льда, застывшая в ее груди, начала постепенно таять. У нее больше не было Миши, но у нее есть Сью Энн… Орхидея. И Пол. Она больше не одинока.
Чувство было таким глубоким, что она принялась прыгать, как безумная. Валентина, откинув голову назад, кружилась, и ее волосы разметались на ветру. Потом у нее закружилась голова, и Орхидее пришлось поддержать ее.
Сестра Мэри Агнес, спешившая мимо по своим делам, остановилась при виде их и улыбнулась. Валентина была такой яркой, такой красивой. Она должна сделать что-нибудь особенное для девочки — но что?
— Миша! Миша! — всхлипывая, кричала Валентина по-русски. Она жила в детском доме уже три месяца.
— Вэл? С тобой все в порядке? — пружины матраца скрипнули, когда Орхидея вскарабкалась с нижней койки и легла рядом.
— Я не хотела оставлять его! Не хотела! — Валентина в отчаянии рыдала, прижавшись к подруге.
— Кого оставлять?
— Моего б-брата… он погиб… во время снежного обвала…
— У тебя был брат?
— Он точно такой же, как я. У нас обоих зеленые глаза, как изумруды царицы, так говорила мама. И волосы такие же черные. И у каждого на плече по крошечной родинке. О Орхидея! Я так по нему скучаю! — Валентина снова перешла на русский. Голос ее дрожал от слез.
— Ну! Все в порядке! — Орхидея так неистово стиснула Валентину, что та почувствовала ее острые выступающие ключицы. — У тебя есть теперь я, Вэл! А эта Русия очень далеко? — спросила Орхидея, устраиваясь поудобнее рядом с Валентиной.