— Куда поедем? — спросил Михаил, подсаживая ее в такси и прикасаясь к ней столь бережно, будто она была такой же хрупкой, как яйцо Фаберже.
Одарив его своей прелестной улыбкой, она сказала:
— Я знаю вечерний ресторан, он называется «Волга», там подают грузинские блюда и обслуживают высокопоставленных людей.
Он молча смотрел на нее, и глаза выражали страстное желание.
Смех Юлии струился серебром. Ей нравилось, когда мужчины смотрели на нее такими щенячьими глазами. Это давало ощущение власти, не сравнимое ни с чем остальным. А балерина должна пользоваться своей властью, пока это возможно. Большинству танцовщиц от семнадцати до девятнадцати лет. Балерина заканчивает профессиональную карьеру в возрасте двадцати семи или двадцати восьми лет… иногда тридцати, если очень повезет.
— Давайте поедем, вам понравится, — настаивала она, прижимаясь к нему. — К тому же там замечательная певица — моя подруга.
Ресторан, находившийся на улице Горького, был маленьким, тесным и прокуренным, столики сдвинуты вместе и освещены свечами. Это один из самых дорогих московских ресторанов. Воздух пропитан запахом горящего воска, жареного мяса, крепких духов и лосьонов постоянных клиентов, в основном высокопоставленных особ и их любовниц или жен. Михаил глубоко вдыхал неожиданно эротический запах.
Юлия сказала, что хочет есть: «Умираю от голода!», и они заказали несколько пикантных блюд грузинской кухни, разнообразные кебабы, зажаренные на углях, и хинкали — мясо, запеченное в тесте. Юлия пила «Гурджиани», а Михаил продолжал наливать себе водку «Юбилейную», очень хорошего качества. Он не знал, сколько уже выпил, но, как большинство русских, имел огромную пропускную способность.
Юлия что-то щебетала об интригах в балетной группе, и Михаил сказал ей, что его мать тоже когда-то танцевала.
— Она была очень красивая? — поинтересовалась Юлия.
— О, очень. Или она мне казалась такой.
— Такая же красивая, как я?
Михаил вспыхнул.
— Вы самая восхитительная.
— Вы тоже красивый, — сказала Юлия, одарив его обжигающим взглядом и затем опустив глаза.
Под гром аплодисментов на маленькую сцену вышла певица, женщина лет тридцати пяти, со светлыми волосами и большим бюстом.
— Софья здесь почти королева, — прошептала Юлия, — без нее ресторан ничего бы не стоил.
Голос ее походил на прозрачную дымку и обладал таким магнетизмом, что даже самые пьяные и веселые гуляки притихли и слушали как зачарованные. Она исполнила несколько баллад на французском, немецком и русском языках.
Сидя рядом с Юлией, чуть касаясь ее рукой, Михаил погрузился в грустные слова, проникавшие в самые отдаленные уголки его сердца. Свет свечей мерцал вокруг него. На долю секунды к нему пришла дикая фантазия… Он вообразил себя владельцем этого уютного заведения, этого маленького и безопасного мира, границей которого была нежная тихая музыка, а не война, убийство и увечья невинных людей.
— Ну хватит, — сказала Юлия, сжимая его руку. Во взгляде ее голубых глаз появилось напряжение. — Давай уйдем, скоро рассвет… Я должна поспать.
Михаил встряхнулся и в замешательстве посмотрел на часы. Неужели прошло уже три часа?
— Давай, — настаивала танцовщица, — отвези меня домой, красавец Михаил, и мы займемся любовью, если ты не выпил слишком много водки.
Квартира Юлии с очень высокими потолками находилась в старом доме и была оклеена чрезвычайно дорогими обоями из Франции. Ему бросились в глаза пластинки западных рок-групп, таких, как «Ролинг стоунз» и «Чикаго», бесценные сокровища для советского человека. Голова Михаила гудела от всего выпитого, и он не переставал спрашивать себя, как молодая балерина смогла приобрести такую квартиру, когда большинство семей ждали годами, чтобы приобрести жилье, и не всегда его получали.
На столе стоял серебряный самовар, и Юлия стала готовить ему чай. В комнате было жарко, и когда она стала подавать чай, то сняла платье. На ней осталась только легкая комбинация, настолько тонкая, что не скрывала дерзкие бугорки ее груди с розоватыми сосками.
Михаил пытался заглушить приятное потрясение. Светлый пушок густых волос в низу живота, просвечивающий сквозь прозрачную ткань, представлял собой самое эротическое зрелище, какое он когда-либо видел.
— Пей свой чай побыстрее, — выдохнула она, усаживаясь к нему на колени. Комбинация задралась, приоткрыв стройные мускулистые бедра. Только обнаженные ноги, как он заметил, были не слишком красивой частью тела — большие и сильные, с шишками на больших пальцах и мозолями на остальных, деформированные от танцев на пуантах.