Каштан ни о чем не думал, ни о чем не вспоминал. Лишь одна мысль неотступно сверлила голову: он должен, он обязан дойти…
Дорóгой Каштан не пропускал ни одной прибрежной лужи. Если там плавали гольцы, он убивал их ударом булыжника. Уже шесть рыбешек лежали в его карманах.
Через несколько часов ходьбы молодой, здоровый организм властно потребовал пищи. Каштан не позволил себе разводить костер, варить рыбешек. Время не ждет. Выбросив внутренности и головы, он съел гольцов сырыми. Они пахли речной тиной.
Впереди показался валун, скатившийся в воду. Каштан не обратил на него внимания — мало ли их вокруг? — если бы валун вдруг не пошевелился.
У Каштана все похолодело внутри. Перед ним по колено в реке стоял медведь и пил воду. Каштан явственно услышал отфыркивание, хлюпающие звуки. От страха остолбенел.
Когда зверь почувствовал присутствие человека и неуклюже, но быстро повернул широкую морду, Каштан, наконец, пришел в себя. Он быстро пошел в противоположную сторону. И ни разу не оглянулся: медведь не переносит человеческого взгляда, это вам не прирученный зверь из цирка. Куда девалась усталость, боль в пояснице и икрах! И что было самое удивительное, он ни разу даже не споткнулся на камнях, где и горный баран себе шею свернет.
Наконец он остановился, оглянулся.
Медведь и не собирался его преследовать. Зверь сам до смерти перепугался. Каштан увидел его плывущим уже у того берега. Выскочив на сушу, медведь даже не стряхнул с себя воду. С быстротой и проворством стремительного оленя он вбежал на крутой мелкокаменистый склон и растворился в тумане.
…Их искали. В районном городе, где находился большой аэродром, был сформирован поисковый авиаотряд. В него вошли два «МИ-4» и «Аннушка». Несмотря на ненастную погоду, не жалея бензина, они бороздили облачное небо. Чтобы видеть землю, пилотам приходилось летать низко, без минимального запаса высоты.
В Дивном Дмитрий из самых крепких, выносливых парней сформировал четыре поисковых отряда. По десять человек каждый. Отряды воздухом забросили в предполагаемое место катастрофы, туда, где оборвалась связь с вертолетом. Бойцы разбились на пары и начали прочесывать тайгу. Они шли по рисунку солнечных лучей — от одной точки в разных направлениях. В каждой паре было ружье. Изредка боец стрелял холостым зарядом.
…К вечеру третьего дня Каштан вышел к устью Анги. Здесь река вливалась в Урхан.
Вид у него был плачевный: одежда порвана в клочья в завалах сухих деревьев и кустарников, ботинки разбиты. Микропористые подошвы он подвязал лентами, отрезанными от брезентовой накидки, но они или соскакивали в ходьбе или разрывались на каменистой дороге. С обувью он измучился вконец, в кровь сбил ступни, натер мозоли и, пожалуй, дольше бы не смог идти.
Сырой рыбой, непрожаренными как следует грибами, полусозревшей голубикой он испортил себе желудок. Слабость разлилась по всему телу; постоянно тянуло прилечь, отдохнуть.
Один раз он слышал далеко в стороне гул вертолета. Зная, что вертолеты в такое ненастье не летают, Каштан понял: их ищут…
В устье Анги прибрежные скалы как бы сбились в кучу. В поисках удобного ночлега Каштан набрел на пещеру. Она широким проемом уходила в скальный грунт, затем резко суживалась. Здесь, под сырым сводом, он развел костер.
Знобило. Простудился, что ли? Немудрено. Третий день льет холодный дождь, на нем сухой нитки нет. Он придвинулся ближе к огню и прилег. А не лежал ли тут, вдруг подумалось ему, много тысячелетий назад его волосатый прародитель? И не так ли прыгали перед его глазами упругие оранжевые языки пламени?..
Утром Каштан проснулся с тяжелой, гудящей головою. К ознобу прибавился кашель, сухой, лающий. Усилием воли он заставил себя подняться. Вскипятил кружку воды, обжигая губы и глотку, выпил. Потом вышел из пещеры.
Дождь, ливший три дня кряду, наконец перестал. Облака посветлели, но солнечные лучи не могли еще пробить их. Похоже, ненастье отступало.
В сооружении плота главное, смекнул Каштан, закрепить бревна так, чтобы они не разошлись при ударе о подводный камень. Ведь порогами Урхан не обижен, их здесь на каждом шагу.
Проще соединить минимальное количество бревен, например, два. Ведь у него нет ни стального троса, ни костылей. Но тогда стволы должны быть толстые и длинные, способные держать тяжелого Каштана на плаву. Итак, первое: надо два длинных, метров по пять, бревна.
Второе: дерево должно быть легким и прочным. Кедр и лиственница, пожалуй, не пойдут: тяжелы. Сосна! Да, только она. Их здесь полно, подпирающих макушками небо мачтовых, прямых как стрела сосен.