Помните заключительную сцену чеховской «Чайки»? Там Нина Заречная говорит: «Завтра рано утром ехать в Елец в третьем классе… с мужиками, а в Ельце образованные купцы будут приставать с любезностями… Груба жизнь!»
В ту пору Елец считался процветающим городом: были здесь кроме кружев четыре махорочные, две иконостасные и две экипажные фабрики, салотопка, четыре крупорушки, завод чугунного литья (он выпускал надгробные плиты — пять тонн в неделю, и насчитывалось на нем семеро рабочих).
Нет в Ельце и сейчас индустриальных гигантов, например, вроде «Ростсельмаша». Зато есть уникальный элементный завод, который отправляет свои изделия — элементы и батареи — более чем в пятьдесят стран мира. Знакомы эти изделия каждому, кто имел дело с карманным фонариком или транзисторным приемником, или слуховыми аппаратами для инвалидов. Это в Ельце выпускают знаменитые миниатюрные батарейки «Крона-ВЦ», работающие лучше и дольше зарубежных образцов. А есть еще завод «Прожекторные угли», завод медицинского оборудования, большой сахарный завод. Не тот сегодня Елец, что был при Бунине и Чехове, но сберегли ельчане и тишину, и уют, и все другие своеобразные черты, столь присущие стародавнему русскому городку.
Говорят, ельчане всегда выдумывали что-то необычное, что-то непременно свое. Неспроста старые дома у них похожи на расписные терема. У других балконы украшены чугунным узорным литьем. А в самом центре даже собственная биржа с прошлого века сохранилась, и близ нее церковь — малиново-красная, залихватски веселая. В Ельце и свой Афанасий Никитин был: триста лет назад боярский сын, рейтар (кавалерист) Федор Дорохин попал в плен к татарскому хану, продали его рабом в Турцию, потом он спужил в султанском войске, в азиатских странах и в Египте побывал, в Болгарии и Румынии, тайно вел записи и, когда вернулся домой, написал книгу «О тайном и сокровенном сокрытии мной, пленником, в неволе описания».
С Ельцом связано еще одно имя — Александра Вермишева. На вокзале мемориальная доска: «Здесь, защищая вокзал, 31 августа 1919 года сражался отряд красноармейцев под командованием комиссара — писателя Александра Вермишева. В этом бою Вермишев был тяжело ранен, схвачен и замучен белогвардейцами».
Я знал, что в гражданскую войну пьеса Вермишева «Красная правда» обошла красноармейские театры на всех фронтах, ею заинтересовались Ленин и Максим Горький. В последние часы жизни Вермишев собирался поставить пьесу в своем полку, руководил репетициями. И вдруг — сигнал тревоги. До последнего стоял батальон, и до последнего оборонялся тяжело раненный комиссар… Мамонтовцы отрезали ему пальцы, уши, терзали, рвали живое тело, но вырвать слова предательства не смогли. «Да здравствует Ленин!» — воскликнул он перед смертью. Ельчане тайком похоронили Вермишева в предместье, и только двадцать лет назад была найдена его могила. Вместе с жертвами мамонтовцев там захоронены теперь летчики, погибшие в боях за Елец в Великую Отечественную войну. Волею обстоятельств слилась воедино память о тех, кто воевал на той далекой гражданской, и их наследниках…
Солнце золотило багряные кроны лип у вокзала, играло бликами на мраморной доске. Я медленно шел по улице Вермишева, и казалось, он где-то здесь, совсем рядом, встретится сейчас — в кожаной куртке с медными пуговицами, в фуражке, тоже кожаной, со звездой, перетянутый ремнями, с тяжелым маузером…
Но чудес на свете не бывает.
На автобусной остановке я купил в киоске областную газету «Ленинское знамя». В ней писали, что липецкий театр ставит пьесу о Вермишеве «Когда цветет вереск». Автор пьесы — местный драматург Андрей Баюканский. Местный союз журналистов, прочитал еще я, учредил премию имени Вермишева.
Была еще в газете заметка, что старинный город на берегу неглубокой и тихой речки Сосны — Елец ожидает своего стотысячного жителя.
Журавлиная песня
Сказать, какой запах у черемухи сам по себе, невозможно: этим пахнет только черемуха, и нюхали этот аромат еще и те русские, кто слушал Бояна, певшего свою былину о полку Игореве, и много раньше того, в те времена, о которых мы и не догадываемся…
Узкая тропинка круто вьется над Доном, ведет к горе. У одинокого лобастого утеса, круто спадающего к берегу, тропинка кончается. Можно обойти утес вброд: река все еще мелководна в этих местах. Можно взобраться на утес кружным путем — с полкилометра по густому травостою. На отвесных кручах мелового утеса высотой в пятьдесят метров, словно исполинской рукой, высечены причудливые башни, карнизы, навесы, к ним лепятся ласточкины гнезда, лишайники.
Это — Галичья гора. Та самая…
Я говорю: «Та самая…» — и вспоминаю «Затерянный мир» Конан-Дойля. В его романе люди отыскали посреди тропических лесов и болот Южной Америки большое скалистое плато, заселенное ихтиозаврами, динозаврами и другими чудовищными существами, обитавшими на земле много миллионов лет назад. Доисторические животные ожили на страницах фантастического романа.
Впрочем, фантазия Конан-Дойля не такая уж выдумка, как может казаться. До наших дней сохранились на земле уголки природы, где растения, обитавшие миллионы лет назад, живут и растут сегодня. Один из таких уголков — Галичья гора.
Что касается динозавров, то они, конечно, перевелись на Дону в незапамятные времена.
Известно, было время, двигался в наших краях огромный ледник, сметая на своем пути все живое. Один из языков ледника спускался по долине Дона и Сосны, но миновал Галичью гору — высокий утес в безбрежных степях. На десятки тысяч километров вокруг бушевало ледяное море, а одинокий утес оставался нетронутым. Погибли неведомые нам могучие кроны древнего бора, что шумел когда-то в этих местах, а травы, цветы и папоротник сохранились с доледникового времени.
В библейской легенде о всемирном потопе Ной нашел якобы себе убежище на горе Арарат. Те, кто выдумал эту сказку, не знали про Галичью гору. Ученые насчитали здесь более шестисот видов растений. Здесь встречаются редкие растения, не свойственные Русской равнине.
Стоял уже полдень, солнце горячо накалило камни утеса, гора дышала зноем: здесь ведь почва представлена глыбами плотного известняка, и все-таки вся она покрыта зеленью. Я присоединился к экскурсии школьников и уже не отставал от них, слушая объяснения экскурсовода.
Вот причудливое растение, сплошь усыпанное ярко-золотыми цветами. Это лапчатка донская. Такие фантастические цветы увидишь только на картине художника-модерниста. В расщелине камня рядом прячется папоротник, подле него — эфедра, по-народному Кузьмичева трава (это из нее делают лекарство эфедрин). А рядом — низкие кустики, с метр высотой, узкие продолговатые листья на них и белые цветы. Это волчеягодник Софьи…
В 1925 году, когда гора была объявлена декретом Совнаркома заповедной, здесь начинал интересные опыты Борис Михайлович Козо-Полянский. Смелая фантазия касалась в сущности одной проблемы: «одомашнить» уцелевшие чудом реликты, перенести их с крохотных расщелин Галичьей горы на крестьянские поля. В трудном поиске было, пожалуй, больше неудач, но Борис Михайлович и его коллега Сергей Владимирович Голицын не опускали руки.
Рос, например, на меловых обнажениях Галичьей горы ничем не приметный мочковатый пырей. И оказалось, это растение настоящий мелиоратор. У него такая могучая корневая система, что он может вытягивать влагу с очень большой глубины, ни один насос не сравнится с ним. Корни пырея способны надежно закрепить пески, образовать дерн там, где его нет. Голицын поехал в станицу Вешенскую, где на Дон издавна наступали пески, посеял пырей на береговых откосах, и теперь эти места не узнать. А в довершение ко всему прибрежные хозяйства собирают на бесплодных прежде землях превосходный корм для скота — так называемое меловое сено. Ушли с Галичьей горы посылки с семенами пырея в далекую Туву, и оттуда пишут, что стал пырей настоящим «чемпионом» среди всех других трав.
Неутомимый Голицын ставил все новые и новые опыты. Теперь уже не с пыреем, его заинтересовал земляной миндаль — чуфа. Это растение он пытался акклиматизировать на Галичьей горе, хотя ученым оно известно давно. В древних гробницах египетских фараонов находили больше семян чуфы, чем пшеничных зерен. Наверное, неспроста, ведь плоды чуфы — целый склад питательных веществ, в них тридцать процентов сахара, столько же масла, свыше двадцати процентов чистого белка. Почему бы не сделать ее промысловой?