Значит, если я правильно понял, он брал меня на работу в качестве проститутки. То есть я должен быть ублажать каких-то его гадов Которые охочи до мальчишеских попок. Ну что ж — пока это единственное предложение и у меня нет никакого резона отказываться. Но учитывая мой респектабельный внешний вид надо бы и цену себе знать, чтобы не показаться дурачком И я решил поторговаться.
— Ну, а как будет с оплатой. Пан Войтек?
— О, скажем вы будете получать оклад — что-то эквивалентное 500 долларам в месяц, кроме того вы имеете тут бесплатный номер для проживания и бесплатную еду в отеле.
— И это все? — изумился я, — у нас в Москве за каждого клиента я имел по пятьсот баксов. А вы мне предлагаете пятьсот баксов в месяц.
— Но в Москве у вас, простите, не было таких проблем, пан Михаил, — усмехнулся директор, поглаживая рукой обложку моего паспорта, — все что я могу вам предложить — еще надбавку по 50 долларов с каждого клиента.
— Сто, — сказал я, решив торговаться до конца.
Пан Войтек с уважением посмотрел на меня и сказал:
— Шестьдесят, и предупреждаю, это мое последнее слово. Ни центом больше. Или — вы можете быть свободны, молодой человек. Но я не уверен что вы сможете далеко уйти от нашего отеля…
Угрозу я понял — вообще стал смышленым в последнее время. В конце концов я получал крышу над головой жратву и возможность осмотреться, притом за весьма приличные бабки — надо же и совесть иметь. И я сказал угрюмо:
— Конечно, вы понимаете, что пользуетесь моей ситуацией, но у меня, как вы правильно заметили, выбора нет — что ж, я принимаю ваши условия.
— Ну вот и хорошо. Добре, — с удовлетворением кивнул он и сказал, — пани Гжеся покажет вам вашу комнату, сегодня вы свободны. Но начиная с пяти часов вечера вы обязаны каждый день быть на месте в ожидании заказов. Сегодня вы получите первое распоряжение.
И он встал, показывая, что аудиенция окончена.
Мой номер был просто прекрасным — с ворсистым ковровым покрытием, с мягкими дорогими креслами, с огромной двуспальной кроватью, застеленной покрывалом в тон шторам, ковру и обивке кресел Я посмотрел на все это великолепие и со злости не раздеваясь плюхнулся спиной на кровать.
— Вот дерьмо! — вырвалось у меня, — дерьмо!
Что же это такое получается — едва я вырвался из лап одной мафии, как тут же попал в лапы к другой! Да какого черта! И что это он себе воображает — это лощеный пан Войтек — что я так и буду всю жизнь себе на хлеб зарабатывать своей задницей, может быть он думает, что я от этого получаю особенное удовольствие? Сука. Он бы сам попробовал один раз — не уверен, что это вызвало бы у него восторг!
Я в принципе — хоть и имел половые отношения с мужчинами — никогда не ощущал себя гомосексуалистом. Да и мужчин-то у меня было — майор да Кевин. И то — это не от большой любви, а, что называется, по необходимости. Конечно, я мало задумывался на эту тему, но где-то подспудно у меня в голове была мысль, что как только я закончу армию — закончится и эта сторона моей сексуальной жизни. А теперь получается, что в мою задницу каждую ночь будут засовывать свои немытые вонючие члены ублюдки из разных стран — и они будут спускать в меня свою липкую сперму как будто моя задница — это общественная уборная. От одной этой мысли меня начало мутить. От злости и бессильного гнева я готов был разнести этот номер в клочья. Но я ограничился лишь тем, что пару раз стукнул кулаком по полированному столику, отчего он жалобно скрипнул.
— Дерьмо! — еще раз вызверился я.
Ну хорошо — а если успокоиться, если подумать — что можно сделать в этой ситуации? Может быть, пока есть время, все-таки сходить на рынок и поболтать с русскими, может кто чего и подскажет?
А что — это была идея. В конце концов — я ничего не теряю. А что касается карманных воришек — то они меня уже раз и навсегда научили осторожности. До пяти часов есть время — не валяться же мне здесь как полному идиоту.
Перед тем как выйти на улицу я заглянул в ванную — и на некоторое время там задержался — да, это было нечто, я вам скажу — даже джакузи Кевина показалось мне жалким убожеством по сравнению с этим хрустально-мраморным великолепием. Я начинал ценить комфорт — и не смог отказать себе в удовольствии принять ванну. Пробултыхавшись в ней еще часа полтора, натираясь всеми находящимися здесь шампунями и гелями, я отмокал в блаженстве — забыв на эти мгновенья обо все на свете. И, как оказалось, очень удачно я задержался, так как, когда я, уже завернутый в найденный мною в номере белый махровый халат, сох на кресле, в номер, не постучавшись, открыв дверь своим ключом вошла пани Гжеся и положила мне на стол двести долларов.