Целую тебя крепко-крепко. Целую тысячу раз дочку…
Твой Пин
P. S. Снюсь ли я когда-нибудь тебе?
20.03.42 г.
Здравствуй, мой хороший Зайчик!
…Пока что у меня нового только то, что взвод мой перевели в другой конец села, и мне приходится переходить на другую квартиру. Сегодня я уже буду спать на новом месте. У тебя есть значительно больше о чем писать, например, о том, как и где ты работаешь, как поживают наши, не говоря уже о вечной нашей пісне — малышке… Под влиянием твоего письма о ней я сегодня ночью написал маленькое стихотворение. Вот оно:
Как видишь, оно простенькое, как и все, что за последнее время выходит из-под моего пера, и это даже меня немного пугает. Слишком уж это отлично от моих предыдущих установок. Впрочем, моему единственному критику и рецензенту эти стихи нравятся. Кажется, даже больше, чем «Лежат дороги, как кресты» — лучшее, что мной после начала войны написано. «Поэма» тоже стала продвигаться. Помнишь, я тебе писал, что герой, вероятно, встретит на баррикаде девушку. Ну, так вот на днях появился такой фрагмент:
Стихотворение «Без жалоб» полностью переделано и звучит теперь так:
Итак, заканчиваю свое письмо еще раз пожеланием — пиши почаще, моя хорошая, моя единственная, моя на всю жизнь.
Твой Пин
30.03.42 г.
Зайчонок, хороший, единственный мой!
Раздобыл у одного местного приятеля лейтенанта польскую тетрадь и «на радостях» сел писать тебе письмо. «На радостях» взято в кавычки потому, что кроме этого никаких других причин для радости нет. Сегодня 30 марта, а на дворе такой буран, что страшно высунуть нос. Где это видано!.. Тоска по тебе гложет меня и во сне и наяву. Между прочим, сегодня мне приснилась не только ты, но и дочурка (впервые!). И странно, ты мне писала, что она «вся в папку», а мне она представилась в виде нашей Поли, уменьшенной в сотню-другую раз. Это был какой-то очень грустный сон, полный смутных и тоскливых предчувствий. Но грусть — мать поэзии. И вот:
Не знаю, может, я и не прав, но пессимистический вывод о современном состоянии нравов, точнее — о влиянии войны на нашу нравственность, не слишком уж крепкую, по крайней мере с моей точки зрения, и до войны, подсказан мне непосредственными наблюдениями за реальной действительностью. Воины спешат «насладиться жизнью» — а женщины вообще, как говорят, не умеют переносить разлуку. В общем, я сейчас живу, как я тебе уже писал, вместе с двумя коллегами и с отвращением взираю на их быт. Один из них живет с 16-летней дочкой нашего хозяина, а другой за последнюю неделю дважды водил девок. И так, очевидно, везде. Впрочем, что это я расписался на эту тему? Можно подумать еще, чего доброго, что я сам им завидую или набиваю себе цену в твоих глазах.
Зинуська, желанная моя! Воспоминания о тебе порой настолько ярки, что причиняют мне почти что физически ощутимую сладкую боль… Я помню тебя глазами, ушами (муженек мой, мужчинка…), я помню запах твоих волос и вкус твоего тела… О, если бы свершилась наша встреча! Ни один сантиметр твоего тела не уйдет тогда от своей участи, уже сейчас мной намеченной. Боюсь только, что у меня не будет достаточно времени, чтобы обсудить их пробу… Вот прошли уже сутки от того момента, как я начал это письмо, а из Завьяловки еще ничего нет… Родная моя! Мне бы очень хотелось получить от тебя фотокарточку твою и дочки. Ведь я тебе, кажется, уже писал, что у меня пропали все карточки, кроме той, знаешь, любительской, первомайской. К сожалению, я уверен, что ответ на это письмо уже не застанет меня в Бугуруслане. Но ты все же сфотографируйся — я ведь сообщу сразу свой новый адрес.
Целую крепко взрослых и маленьких.
Ваш Пин
22.04.42 г.
Родная моя!
В своем последнем письме ты написала вещие строки: «хотя я уверена, что это письмо тебя уже не застанет»… И действительно, твое письмо № 8 едва-едва не опоздало. Сегодня мы должны были выехать, но пока что-то железная дорога медлит, отправляют предыдущий эшелон и я, очевидно, выеду только завтра.
С каким чувством я выезжаю в действующую армию? Волнуюсь ли я? Из мыслей этого порядка наибольшую эмоциональную окраску получила мысль о мести за оскверненный Киев. У меня даже начали по этому поводу складываться какие-то строки, которые я, возможно, сделаю вступлением своей поэмы.
10
Фрагмент, начинающийся этой строкой, печатается среди «Набросков к поэме», публикуемых в этой книге.