1953
Родина
Люди, без памяти влюбленные в Казимеж, жалуются, что о нем слишком редко пишут, что он недостаточно известен; люди, без памяти влюбленные, очень несправедливы. Мало у нас найдется мест, в такой мере прославленных художниками, а художники если уж любят, то сумеют внушить свою любовь и другим. В книжках маленьких и больших в смысле их значения и объема, в бесчисленных картинах художники воспевали Казимеж, несколько поколений живописцев прославили его пейзаж. В последнее время к их хору присоединились научные работники. В течение одного только 1953 года появились три монографии, посвященные городку. Автор самой обширной из них и наиболее научно оснащенной, Гусарский, называет Казимеж «сокровищницей шедевров архитектуры стиля Возрождения и отечественного плотничьего ремесла».
Можно перечислить все подряд красоты Казимежа — Вислу, «живописную, но злую», холмы, с которых открываются величественные виды, овраги с фантастической растительностью, созданные для того, чтобы там сбывались сказки, пейзаж, для которого одни ищут аналогию в городках Южной Франции, другие — в чудесных итальянских городках, а третьи видят в нем чистейшую эманацию польской земли. Можно составить подробный список красот Казимежа, но даже самый обстоятельный список не объяснит, почему городок покоряет сердца людей и почему — что труднее — способен удержать их любовь, ведь сюда возвращаются даже те, которые клянутся, что никогда больше не приедут.
Я думаю, что обаяние Казимежа заключено в чем-то очень простом и вместе с тем очень необычном: пожалуй, нет в нашей стране другой местности, которая так легко возвращает людям поэтический дар, заглохший в повседневных трудах и повседневной бессмысленной суете. Через час после приезда человек смотрит на мир новыми, промытыми глазами, слышит новыми, прочищенными ушами, в нем бьется молодое сердце. В человеке просыпается поэт, который в нем дремлет, живописец, который также в нем дремлет. Казимеж возвращает людям дар поэзии, которым дышит каждая пядь здешней земли. Согретые солнцем сады дурманят ароматом, более насыщенным, чем где бы то ни было, а краски здесь более ярки, чем где бы то ни было. Здешняя зелень, пенящаяся, неистовствующая в своем буйном изобилии, белизна камня, бурый цвет туч, серебро луны, рассветы и сумерки не похожи ни на какие другие. И небо здесь выше, чем где бы то ни было, и горизонт шире. Под здешним небом чувства и душа живут напряженнее, чем где бы то ни было.
Поэзия — чудеснейший дар человека, как же не любить место, которое пробуждает ее. И любишь здесь сильнее, чем где бы то ни было! Много поколений художников пережили в городке на Висле прекраснейшие свои минуты, за которые они потом благодарили его в картинах, в поэтических строфах; творчество, связанное с Казимежем, — это и есть благодарность за восторг.
С течением времени значение таких мест, как Казимеж, непрерывно возрастает, память о них помогает жить. В трудные минуты они вспоминаются, как мать, и кажется, достаточно снова их увидеть, как исчезнут все заботы. Чудесная тайна, именуемая родиной, живет в таких местах сильнее, чем где бы то ни было.
1958
Вечная память
1
Представ перед Высшим Народным трибуналом, комендант Освенцима, расист и палач Рудольф Гесс спорил только по поводу количества лиц, отправленных им в газовые камеры. Он утверждал, будто сжег не два с половиной миллиона человек, а полтора, настаивая на том, что возможности «освенцимского лагеря все же были ограничены». В беседах с профессором Батавиа и с тюремными надзирателями, бывшими узниками Освенцима (они показывали ему номера, вытатуированные у них на теле), Гесс, так же как и перед судом, доказывал, что не испытывал ненависти к своим жертвам. Он оставил дневник, в котором тоже нет ни слова ненависти к тем, кого он истреблял в газовых камерах. Мы даже находим там страницы, проникнутые симпатией к некоторым из его жертв, сочувственным удивлением и философскими раздумиями по их поводу.
С детства он готовился к духовной карьере. И впоследствии, когда уже стал специалистом по концентрационным лагерям, искренне восхищался нравственной стойкостью членов секты «Свидетели Иеговы». Жена Гесса также уверяла, что никто не умеет заботиться о доме лучше, чем «библейские пчелки», работавшие у нее в качестве домашней прислуги. Одна из «пчелок», служившая у другого эсэсовского офицера в Освенциме, по глазам угадывала все его желания, хотя из принципа отказывалась чистить воинский мундир. Гесс близко познакомился со «свидетелями Иеговы» в самом начале своей карьеры, в Саксенхаузене, когда он еще не допускал и мысли, что количество заключенных может исчисляться пятизначными цифрами. Гесс знал религиозных фанатиков из монастырей, из священных мест в Палестине, Геджасе, Ираке, Армении, католиков и православных, мусульман, шиитов и сунитов, но в Саксенхаузене он столкнулся с явлением, о котором до тех пор не имел понятия. Два крестьянина из секты «Свидетели Иеговы» были приговорены к смертной казни за отказ от службы в армии. «Когда им в тюрьме прочитали приговор, они почувствовали такую безудержную радость, что не могли дождаться исполнения приговора. Они молитвенно складывали руки, восторженно смотрели ввысь и непрерывно повторяли: «уже скоро мы будем у Иеговы, какое счастье, что мы оказались избранниками судьбы!..» С просветленными лицами они встали у деревянной стены, ожидая расстрела!.. Все, видевшие эту смерть, были взволнованы. Она произвела впечатление даже на команду солдат, приводивших приговор в исполнение». Гесс сообщает, что Гиммлер ставил «свидетелей Иеговы» в пример эсэсовцам.