— А ты будь любезен явиться завтра утром туда-то и туда-то. Приходи вместе с Лукашем.
— С Лукашем?
— Да, с Лукашем.
Я онемел. Всю жизнь я остерегался Лукаша, а вот мне велят прийти вместе с Лукашем! В назначенный час я очутился в каком-то темном коридоре. В глубине за столом сидели несколько человек, они молчали с важным видом. Заметив меня, один из них кивнул мне, чтобы я подошел. Он был лысый, с маленькими, ужасно голубыми глазками, с узким ртом.
— У меня дело к судье Маслянкевичу, — сказал я.
Он даже присвистнул. Спросил фамилию и адрес.
— Значит, это вы, — заметил он, не глядя на меня. — Мы вас ждем, — добавил он после паузы, достал картотеку величиной с папиросную коробку и углубился в чтение. Мне удалось прочитать одно слово: бегство. Я отлично понял, что означает это слово, и еще больше испугался. Я не мог отвести глаз от карточки, хотя и знал, что нужно притворяться, будто она меня нисколько не касается. Внизу я увидел выписанный бисерным почерком список моих грехов… Я побледнел… «А ведь я мог не вернуться! Надо же было после ужина с тушеными устрицами и вином сесть в автобус?» Я горько попрекал себя, меня прошиб пот, и вдруг я услышал стук. Симона стояла в дверях. Ее веселый голосок бился в маленькой комнатке, как канарейка:
— Le petit déjeuner, monsieur le communiste! Vous n’avez pas faim, monsieur le communiste? [10]
«Значит, все мне приснилось, — подумал я краешком мысли, — значит, я еще здесь! И никакие судебные разбирательства мне не угрожают?»
Симона внимательно смотрела на меня, быть может, выражение моего лица показалось ей необычным. Я тоже смотрел на нее иначе, чем каждый день; веселье, обуявшее меня, так и рвалось наружу. Я смотрел на нее, и вдруг мне открылись первопричины, и — я понял!
«Капиталисты, подстрекаемые одним из моих друзей, решили отомстить мне за все то, что я о них писал. Это капиталисты прокрались в мой сон, напугали и деморализовали меня в моем сне. Они все подстроили, это их работа! Они даже на такое способны! На такое тоже!» — подумал я с облегчением.
— Симона, — начал я, садясь на подушке. — Симона. Simone! А bas les capitalistes!..[11]
В душе я тут же обругал себя за этот громкий варварский крик в столь ранний час в еще спящем отеле. Но, к моему удивлению, лицо Симоны тоже изменилось и дитя Запада, подхватив мой возглас, крикнуло в ответ:
— А bas les capitalistes, monsieur le communiste! A bas les capitalistes!..[12]
Я радостно протянул обе руки за подносом.
1954