Признавшись Драсти, что не особенно жалеет о своих пожитках, миссис Рэнсом сказала правду. О чем она действительно жалела — но не сумела бы это облечь в слова, — были не вещи сами по себе, а тайные связи между ними. Так, на столике в передней лежала зеленая шапочка с помпоном, которую миссис Рэнсом никогда не надевала, но всегда держала как напоминание о том, что нужно включить подогреватель в ванной. Теперь у нее не было зеленой шапочки с помпоном, как не было и столика, на котором она лежала (а уж то, что сохранился подогреватель, вообще следовало считать событием промыслительным). Но без шапочки она уже дважды забывала выключить подогреватель на ночь, и мистер Рэнсом как-то раз ошпарил себе руку.
Ему тоже пришлось отказаться от некоторых ритуалов. Так, он лишился маленьких кривых ножничек, которыми обычно подстригал торчащие из ушей волоски. И это еще далеко не все. Отнюдь не тщеславный, он все же носил небольшие усики, у которых было пренеприятное свойство рыжеть — склонность, которую мистер Рэнсом держал в узде, время от времени нанося на них немножко краски для волос. Краска эта хранилась в старом-престаром пузырьке: некогда попробовав подкрасить корни волос, миссис Рэнсом эту идею тотчас забраковала, но пузырек так и остался стоять в глубине шкафчика в ванной. Запиравший дверь ванной на ключ всякий раз, когда собирался подправить пострадавший участок, мистер Рэнсом никогда не признавался в совершаемом, а миссис Рэнсом, в свою очередь, никогда не подавала вида, что знает об этом. Но теперь шкафчик в ванной исчез, а с ним исчез и пузырек, поэтому со временем усы мистера Рэнсома стали заниматься тем самым рыжим пламенем, которое он так ненавидел. Можно было бы попросить жену купить новый пузырек, но это значило бы признаться в многолетних косметических ухищрениях. Другим выходом из положения было бы купить пузырек самому. Но где? Его парикмахер был поляком, чьего английского хватало лишь на то, чтобы спросить: «Снимем с боков и сзади?» Делу мог бы помочь догадливый аптекарь, но известные мистеру Рэнсому аптекари отнюдь не отличались догадливостью, а штат их состоял из молоденьких скучающих потаскушек, вряд ли готовых войти в положение немолодого поверенного и его наливающихся краской усов.
С огорчением наблюдая экспансию ненавистного цвета в зеркальце пудреницы — пудреницу миссис Рэнсом теперь держала в ванной в качестве единственного зеркала в доме, — мистер Рэнсом проклял бандитов, навлекших на него такое унижение, а лежавшая на раскладушке миссис Рэнсом размышляла о том, что из постигших их утрат отнюдь не самой безболезненной были маленькие супружеские обманы.
Страховая компания, как узнала миссис Рэнсом, не соглашалась платить за прокат музыкального центра (который, по мнению страховщиков, не был предметом первой необходимости), но телевизор взять на прокат за их счет было можно. Поэтому однажды утром миссис Рэнсом пошла и выбрала самую скромную модель, какая только была в магазине, и заказала установку днем того же дня. Прежде она никогда не смотрела дневные программы: мешало сознание, что есть дела и поважнее. Но телевизионный мастер, уходя, оставил телевизор включенным: передавали ток-шоу, в котором расплывшаяся американская пара отвечала на вопрос чернокожей дамы в брючном костюме: как они налаживают сексуальные отношения?
Супруг, плюхнувшийся в кресло и державший ноги враскоряку, описывал, «чего именно — как он выразился — ждет от своего брака», настолько детально, насколько позволяла ему брючная дама, тогда как жена, сложившая руки и сжавшая колени и выглядевшая бы чопорной, если бы не тучность, говорила, что «не дает никаких советов, но муж не признает дезодорантов на рабочем месте».
— Возьмите на заметку язык тела, — посоветовала брючная, на что публика (озадачив миссис Рэнсом, которая знать не знала, что такое «язык тела») ответила хохотом и насмешками.
Чего только люди не делают ради денег, подумала миссис Рэнсом и выключила телевизор.
Следующим полуднем, придя в себя после дремы в бин-беге, она снова включила телевизор и обнаружила на экране точно такую же программу, с точно такой же бесстыдной парой, с точно такой же ржущей и глумливой публикой и с прохаживающейся между гостями ведущей с микрофоном в руках — на этот раз ведущая была белой, но столь же невозмутимой, как вчерашняя, и столь же безразличной к разнузданности гостей — даже, как показалось миссис Рэнсом, поощрявшей их в этой разнузданности.