Идея закрытия Мавзолея и цивилизованного захоронения «вождя мирового пролетариата» на Полковом кладбище рядом с матерью и сестрами принадлежит Собчаку. Однажды он ужаснулся тому, сколько средств упускается на сохранение никчемной мумии, и принялся со всех доступных ему трибун призывать к прекращению этого «богопротивного» дела, что позволило бы содержать десятки детских домов. Он был, бесспорно, прав. По, прокукарекав, не стал дожидаться рассвета на Красной площади. Да, в сущности, ему и наплевать было, где именно покоятся культовые мощи. Еще менее волновала несчастная судьба детских домов в России. Ему надо было блеснуть свежестью и радикальностью подхода к решению вопросов «тяжкого наследия коммунистического прошлого». И не столь важно, как отнесутся к этому здесь, важно, чтобы услышали там.
Там услышали и оценили. С тех пор Собчак зачастил в Париж. Впрочем, «частил» он всюду, куда только звали. С удовольствием наезжал в Таллин, где устраивали свои сборища прибалтийские сепаратисты Сависаар, Ландсбергис и прочие, обсуждая, как лучше и быстрее сделать все необходимое, чтобы русским не было места на берегах Балтийского моря. Собчака такие планы не смущали. Он с удовольствием разглагольствовал о «путях разумного разрушения страны», предлагая, в свою очередь, не изгонять русских безоговорочно и безадресно, а создать для них временные резервации, откуда они побегут сами. Ему аплодировали с восторгом. Инструктировали Собчака в Париже. Возвращаясь оттуда, он светился европейским лоском, небрежно поминал Франсуа Миттерана и Жака Ширака, из чего само собой следовало, что принимали питерского градоначальника в Елисейском дворце. Однако принимали его не там, а в прокуренном офисе редакции газеты «Русская мысль», издаваемой бывшим советским диссидентом Александром Гинзбургом на деньги ЦРУ. Как правило, такие поездки осуществлялись под предлогом согласования условий издания его книг, которых там никто не читал и даже не видел.
Практика эта известна со времен «массового» издания за рубежом избранных сочинений членов Политбюро ЦК КПСС. Тамошние издатели получали под это дело миллионы долларов из партийной кассы и торжественно передавали советскому посольству какую-нибудь сотню экземпляров в роскошных переплетах. При этом подразумевалось, что основной массовый тираж разошелся среди рядовых читателей.
Для Собчака эту практику развернули другим концом: он получал баснословные гонорары в обмен на рукописи, не покидавшие пыльных шкафов «Русской мысли». Платили, понятно, за другое, и это «другое» требовало поначалу длительных разъяснений.
- Очень хорошо, господин Собчак, что вы сразу перешли на нашу сторону, - радушно улыбался шеф «Русской мысли». - Это позволит нам добиться эффективных результатов в кратчайшие сроки, а также и вам принесет колоссальный личный успех. Мы хотим предложить вам готовый арсенал приемов, методов и средств, способных при их широком использовании довести империю СССР до окончательного распада и естественного разложения. Назовем условно вашу миссию романтически, если не возражаете. Пусть эта акция будет именоваться «Танго в Париже» или «Последнее танго». Как вам?
- Ну зачем же последнее...
- Согласен, не надо «последнего». Главное, чтобы в рабочем процессе не было привязки к географии, иначе КГБ непременно заинтересуется. Хотя, я думаю, с этой стороны вам нечего опасаться. Вы ведь признанный лидер демократического движения в России, не так ли?
- Да, но Ельцин...
- Что такое Ельцин? Кто такой Ельцин?! Наши друзья за океаном считают его очень токсичным политиком, которому просто повезло. Когда рухнули стены его карьеры, он оказался снаружи. Кроме того, успех Ельцина обусловлен психологией баранов, которые позволяют себя стричь старому пастуху, опасаясь, что новый станет стричь еще круче. Мы поддерживаем такое настроение забавным тезисом, что альтернативы ему нет, а есть только выбор между Ельциным и тем, кто будет еще хуже. Но это до поры до времени.
- Какова же моя роль в этом процессе? т- спросил Собчак.
- Максимально ускорить бег времени! - Гинзбург не скрывал своего воодушевления. - На головы советских людей надо обрушить сотни разных газет, чтобы они вместе с телевидением беспрерывно выдавали одну и ту же жвачку для всех без исключения социальных групп и слоев. Негативные проявления и просто отдельные недостатки нужно непременно связывать с именем коммунистов, как бы порой нелепо это ни звучало. Стадо баранов, именуемое «дружной семьей братских народов», должно возненавидеть своих пастухов, и тогда оно даже не заметит, куда погонят его демократы. Все советские, так сказать, апробированные временем нормы воспитания и морали необходимо постоянно подвергать осмеянию.
- Думаю, с этим проблем не будет, - солидно обронил готовый к решительным действиям Собчак.
- Будут проблемы! - уверенно возразил инструктор.
- Проблемы у вас возникнут с того самого дня, когда вы заговорите о смене городской вывески...
- Какой вывески?
- Необходимо стереть имя Ленина со всех географических карт, чтобы уже ничто не напоминало о прошлом. Желательно также и муниципальным структурам подобрать более подходящие названия. Например, Ленгорисполком переименовать в мэрию, а глав районных администраций назвать префектами. Это психологически очень важно. И очень непросто, господин Собчак. Но, смею вас уверить, за одно только переименование Ленинграда вам заплатят хорошие деньги. Очень хорошие!..
С этим заказом надежда русской демократии справилась. И никто Собчаку не припомнил, что переименование Ленинграда обошлось в тысячи раз дороже, чем содержание Мавзолея, столь уязвившее его нежную, романтическую душу.
Фитильки в глазах Собчака, отвыкающего жить на рубли, разгорались до неземного свечения по мере того, как он осваивал танцевальную политику между общим прошлым и собственным будущим, располагавшимся в пространстве Большого Парижа. Но однажды его, артистичного, словно выдернули из бального зала демократических презентаций и поволокли в темный лес дел настоящих, где он впервые понял, за что платят ему бешеные бабки.
- Мистер Собчак, - безапелляционным тоном заявил ему мсье Гинзбург, - наших заокеанских друзей интересуют ваши возможности в деле м-м... как бы поточнее выразиться, полной остановки некоторых избранных ими ленинградских предприятий.
- Петербургских, - напомнил ему Собчак.
- Это неважно. Впрочем, как раз петербургскими они и не должны стать, а исчезнуть вместе с Ленинградом. Речь идет о таких предприятиях оборонного комплекса, как «Арсенал» - в части производства ракет надводного базирования и крылатых ракет. Далее «Кировский завод», конкретно - Производство номер три, занимающееся выпуском танков. Объединение «Большевик», производящее современное вооружение - в частности, скорострельные пушки проекта Б-203А. С точки зрения наших друзей, значительную угрозу представляет продукция судостроительной промышленности вашего города, особенно «Балтийский завод» с его тяжелым крейсером проекта 1144...
- Но, мсье Гинзбург, я... у меня нет никаких соображений на этот счет.
- Если нет соображений, значит, они не нужны, - заверил Гинзбург. - Вам предстоит сосредоточиться, помимо уже сказанного мною, на заводе имени Жданова, строящем крейсеры 955-го проекта, а также на Адмиралтейском объединении, выпускающем подводные ракетоносцы. Ну и, разумеется, на различных конструкторских бюро, обеспечивающих эти проекты, типа «Айсберг», «Алмаз», «Гранит», среди которых наиболее вредоносными наши друзья считают проектно-конструкторское бюро «Северное».
- Вы же знаете, мсье Гинзбург, я сторонник закона и права, - вяло выдавил Собчак.
- Знаю, знаю!.. - пренебрежительно отмахнулся Гинзбург - Не волнуйтесь, за каждый выводимый из строя объект ваш швейцарский счет будет пополняться по согласованной схеме.
- Вряд ли можно сейчас говорить о какой-то моей конкретной помощи в этом... в этой акции... Собчак неудержимо мрачнел. Конечно, ему стало страшно. Едва успел освоиться в роли жиголо, танцующего целомудренное танго, как тут же велено было идти исполнять стриптиз в борделе, где зрителями будут компетентные контрразведчики.