Выбрать главу

- Поймите, - начал втолковывать ему Гинзбург, - от вас не требуется проведения диверсий или кражи секретной документации. Мы цивилизованные люди. Любую операцию по прекращению того или иного производства можно и нужно проводить вполне легальными способами. К примеру, резко повысить арендную плату за использование основных фондов, за землю, поднять цены на энергоносители и одновременно лоббировать сокращение бюджетных ассигнований на оборонный комплекс, лишить его кредитования на льготных условиях - вот и конец всем этим НИИ, КБ, балтийским заводам, отравляющим атмосферу и портящим цвет лица. Никаких диверсий, вы меня понимаете? Это гораздо проще, чем публично разрушать памятники.

Любезность в голосе Гинзбурга сочеталась с непреклонностью, и Собчак понял, что свои взгляды на этот счет сторонника закона и права он может спрятать в носовой платок. Астигматичные глаза его увлажнились, нос тоже набряк и понуро навис над губой. Паршивенькая улыбка протиснулась наружу лишь после напутственных и бодрящих слов Гинзбурга:

- Завтра мы обговорим интересующую вас финансовую смету.

Собчак покинул офис редакции «Русской мысли» размашистой и одновременно скованной походкой пожилой цапли. Однако глаза его уже горели нездешним огнем ненависти к тяжелым авианесущим крейсерам и ракетам надводного базирования...

Развязка в гостинице «Русь»

Вечером 23 февраля 2000 года, накануне похорон Анатолия Собчака, к дому № 32, на набережной Мойки, подъехала спецгруппа Федеральной службы охраны и быстро разредила толпу возжигавших поминальные свечи. Ожидался приезд Путина. Никто из умиленных собственной скорбью не вспоминал в эти минуты, каких невероятных усилий, нервов и средств стоило чете Собчака и Нарусовой выдворить из этого дома старинных жильцов, объединить две просторные квартиры в одну, площадью в триста квадратных метров, не считая мансардного этажа, приватизированного Нарусовой ранее. Умиленные просто скорбели под объективами репортеров, потому что в подобных случаях положено выражать скорбь, не имея в виду многоходовую аферу с фиктивными обменами и взятками, с мнимым детским садом и несуществующим бассейном для детей, что неоднократно было обещано градоначальником, с оформлением квартиры на подставное лицо - со всей этой совковой дикостью, сопровождавшей каждый шаг «Цапли» на пути к лучшему устройству собственной жизни, которая так и не состоялась.

За милицейским оцеплением, возникшим сразу после появления сотрудников ФСО, стояла странноватая пара: юная, красивая леди в длинном манто и бордовыми розами в руках. Темные очки скрывали прекрасные злые глаза. Ее бородатый спутник, сильно потертый, заметно плешивый, едва доставал ей до плеча, однако тянулся к благоухающей пряди волос, укрывавшей божественное ушко.

- Вы не хотите возложить цветы? Я не понимаю вас. Поверьте, здесь каждый второй знает о ваших близких отношениях с покойным ровно столько, сколько знаю о них я. Журналисты будут шокированы вашим отказом от участия в церемонии прощания. Зачем вам это?

- Ах, Гинзбург, что вы можете знать о наших отношениях с этим старым павианом!..

- Между прочим, он на год моложе меня, - обиделся Гинзбург.

- Это заметно, - съязвила она, - но мы говорим о другом. Я постоянно твердила ему: быстрее оформляй развод, переводи все счета в Антигуа -и в Москву! Там Путин, он поможет занять приличное положение в Кремле, не может не помочь. И что? Нарусова просто вынудила его поехать погостить у калининградских «братков».

- У губернатора Горбенко, -мягко поправил Гинзбург.

- Можно подумать, Горбенко не из братвы... Нет, все это не случайно. Я уверена, что люди Нарусовой и сейчас следят за нами. Думаете, нет?

- Насколько мне известно, Собчак так и не успел перевести свои счета в офшор, - задумчиво молвил Гинзбург.

- Мне-то теперь какая радость от этого: перевел - не перевел... Если бы мы поехали в Москву в августе или в сентябре, он был бы жив. Путин оградил бы его от любых недоброжелателей, я уверена...

Юная леди сильно заблуждалась относительно покровительства Путина. Собчак не мог не видеть, что бывший ученик дистанцируется от бывшего учителя. Сделав его доверенным лицом в предвыборной кампании, ничем не выразил своего отношения к осторожному зондированию Собчака на предмет кремлевского трудоустройства. Напротив, дал понять, что должность руководителя президентской администрации ему не светит. Первого зама, пожалуй, тоже. Что тогда? А ничего. Одиозный Собчак стал не нужен никому. И он отправился к Горбенко по настоянию пока еще жены, уверявшей, что у калининградского губернатора имеются, во-первых, большие деньги, а во-вторых, надежные связи в Белом доме: «Одним звонком он сделает тебя руководителем аппарата правительства - чем плохо?» И он поехал к Леониду Горбенко.

Широкой публике так и не объяснили толком, что стало причиной скоропостижной смерти Собчака в номере люкс гостиницы «Русь» в курортном Светлогорске, и вряд ли когда-нибудь объяснят. Единственным моментом, наводящим на размышления, выглядел сюжет НТВ, показанный за два часа до трагедии. Он был посвящен бандитским обычаям губернатора, который и впрямь - внешностью, манерами и лексикой - мало чем отличался от калининградской братвы, а если верить комментарию к сюжету, то и вообще ничем не отличался. Конечно, на НТВ знали, что к «братку» Горбенко по его приглашению приехал в гости Анатолий Собчак. Так, может, на НТВ знали и больше?..

19 февраля в 22.30 кто-то из сопровождавших Собчака лиц проник в его номер - якобы с целью уточнить программу на завтра. Незадолго до этого Собчак в присутствии по меньшей мере десяти человек сказал, что хочет отдохнуть, спокойно почитать перед сном. Словом, просьба не беспокоить. Кому взбрело в голову после таких слов уточнять что бы то ни было на ночь глядя? Кому-то взбрело. Один из помощников Собчака, пожелавший остаться неизвестным в ситуации, которая вообще не предполагает неизвестных, заявил, что «просто заглянул к Собчаку, а дверь была не заперта», и вот, стало быть, он, выйдя из тени, увидел, что шеф без сознания. Поскольку поблизости обретался человек с медицинским образованием, то они там сообща и боролись за жизнь Анатолия Александровича со всем усердием.

Умерщвляли Собчака долго и со знанием дела - чтобы не оставлять следов насилия. Какие манипуляции проделывали с ним «спасители», не скажет теперь никто, но «скорую» они вызвали только через полчаса, когда конец увиделся необратимым. Тут была допущена красноречивая оплошность. Если возле Собчака присутствовал «человек с медицинским образованием», то он просто обязан был сказать, какая именно помощь потребуется от «скорой». Фельдшер Валентина Тарасова не получила никаких внятных объяснений по поводу происходившего е гостинице «Русь». Только одно: «Приезжайте срочно, случилось несчастье», может, кто упился до потери сознания - такое тоже случалось.

Прибыв через десять минут после вызова, врачи поняли, что опоздали. У Собчака не прощупывался пульс и не было давления, лицо приобрело синюшный оттенок. Тем не менее его пытались реанимировать. Возможно, будь в бригаде опытный кардиолог и соответствующая аппаратура, его бы и вытащили из состояния клинической смерти, но тут все было бесполезно. В 23.20 врачи констатировали смерть от сердечной недостаточности. Тридцать минут между жизнью и смертью Собчак боролся в одиночестве. Против всех. В том числе и против многих из тех умиленных, кто пришел почтить его память к дому № 32 на набережной Мойки.

Надо знать крайне осторожного Собчака с его обострившейся боязливостью после вынужденного бегства в Париж, устроенного Путиным, и вкрадчивого, нешумного возвращения, чтобы понять простую вещь: у него не могло быть открытой или незапертой на все замки двери, где бы он ни находился. Он не доверял никому, потому что очень часто сам обманывал доверившихся ему. «День открытых дверей» - это не про него. А вот тень от приоткрытой двери как раз его случай. Исход «любимца демократии» состоялся, и был он совсем не громким, как у «любовника революции» Троцкого. Не было и ледоруба, значит, не было и улик. А убийц не нашли, потому что не искали. И потом, сердечная недостаточность - это все-таки гуманно. И это демократично, в конце концов.